– Франног, так вас растак, где вы?

– Здесь! – Голос доносился от борта, где стоял я, но я не поручился бы за это – слишком уж шумело в голове от двух ударов, полученных с минимальным промежутком.

– Где «здесь», проклятый мудрец?

– Тут…

– Где «тут», чтоб вас пеплом развеяло?

– Бу!

– Что?

– Меня мутит!

«Выстрел» кренился все ощутимей. Нет времени расспрашивать старика…

– Франног!

– Да?

– Пойте!

– Что?

– Пойте, проклятый мудрец!

– Не понимаю…

– Пойте, старый сухопутный бабай, я отыщу вас по голосу!

До Франнога дошло, и он затянул гнусаво и абсолютно мимо нот:

Я с трудом подавил желание завыть в такт словам идиотской песни. Я никогда и мысли не допускал, что сухой аскет – лирик в душе. Но песня определила направление: Франног точно был на носу корабля. Если судить по голосу, ничем его не привалило и ничего у него, кроме головы, не повреждено. Однако он не может двинуться, это факт.

Я начал перемещаться по направлению к носу приставными шагами. Старик пел, перемежая строфы страстными призывами о помощи. Где же он, побери его Драхл? В каюте? В трюме? Я почти физически чувствовал, как время, отпущенное на спасение мудреца, просыпается сквозь пальцы последними песчинками. Не успею – мудрецу каюк, и мне тоже. Перед глазами все плыло. Вот и бак корабля, он же нос, если по-простому. Где этот чертов мудрец?

– Где этот чертов мудрец? – заорал я.

Франног на секунду смолк, но почти тут же воодушевлено затянул новую балладу:

Мудрец был где-то у самого бушприта. Я заковылял по трапу. А Франног все пел и пел.

Он болтался над водой, как муха в паутине, запутавшись в тросах такелажа, что свисали с бушприта. Я увидел его спину в полинявшем халате и тусклую лысину, которая стала пунцовой.

– Я здесь! – крикнул я. – Сейчас помогу! Больше петь не нужно!

– Больше петь не нужно!

– Ох, ты уже здесь, сынок! – Мудрец настолько запутался, что не смог поднять головы. – Я любовался рассветным морем, и тут… Толчок, удар! Я выпадаю за борт! И вдруг – я повисаю между небом и землей! Смотри, я вижу камни – это рифы!

Я перегнулся через борт: под водой, метрах, наверное, в двух, на окатанных зеленоватых глыбах колыхались бурые космы морской травы. Между глыбами зияли провалы, из которых поднимались широкие изумрудные, словно тканевые ленты других водорослей. Пульсируя зонтичным телом, проплыла медуза.

– Ахарр… Вот задница!

«Выстрел» содрогнулся, и стало слышно, как вода с плеском вливается в трюмы.

Я дернул за канаты… Нет! Я, конечно, могу вытянуть мудреца на палубу, но прежде чем распутаю тенета, «Выстрел» хлопнется набок и Франног скажет буль-буль карасям и прочей морской живности. Насколько погрузится корабль? Хватит ли длины веревок, чтобы удерживать голову мудреца над поверхностью воды? И сколько я смогу ее удерживать, пока не устану? А мокрые канаты будет очень сложно распутать! А кваэр не спит. Не дремлет кваэр, чтоб ему сделалось пусто!

Меня охватило чувство беспомощности. Я ничем не могу помочь старику! Чтобы освободить его, требуется хороший острый кинжал. И время – хоть немного времени, прежде чем «Выстрел» ляжет набок и утопит несчастного аскета.

А впрочем…

– Куда вы задевали свой ножик, Франног? – быстро спросил я, стараясь, чтобы голос звучал по возможности спокойно.

– Ножик? – Старый мудрец беспомощно дернулся.

– Ваш перочинный нож, с которым вы вчера ходили на Вомака!.. Дурацкое имя, под стать этому недоделку-мазохисту!

– Э… Дай Шахнар памяти… Я вроде сунул его в карман халата сразу после того, как ты мне его отдал. Чисто рефлекторное действие. Полагаю, он и сейчас в кармане. Но зачем тебе ножик?

Не раздумывая больше, я перемахнул через планшир и, уподобившись пауку, медленно ползущему к своей жертве, начал подбираться к мудрецу. Сделал ногой петлю, встал в нее, потом уцепился рукой за канат, а другую сунул в карман к чудодею.

– Только не дергайтесь больше, Франног! – процедил сквозь зубы.

– Я не дергаюсь, – отозвался мудрец. – Не дергаюсь я. Но мне страшно… Я совсем не умею… – Вдруг его голос стал испуганным: – Ты что, хочешь перерезать веревки?

Я выругался. В первом кармане ничего не было, кроме задубевшего носового платка.

– Да, и не кричите мне в ухо!

– Но… Но если ты перережешь веревки, я упаду в воду!

– К этому и стремлюсь.

Пальцы нащупали второй карман. Если этот маразматик ничего не напутал…

Франног заревел благим матом:

– Олег, Олег, я думал, ты развяжешь канаты и затащишь меня на «Выстрел»!

Словно отзываясь на свое имя, судно дернулось и накренилось еще больше. Оставались считанные секунды, а потом… Хвала небесам, пальцы нащупали рукоятку! Извлекая нож, я издал торжествующий рев.

Франног сказал, и голос его был страшен:

– Олег, мастер Ков, я боюсь воды! Я много раз ходил на кораблях, но оказаться в воде боюсь пуще смерти! Оставь все как есть, Олег! Святым именем пророка Зарта прошу – оставь!

– Не блажи в ухо! – цыкнул я. Зубами сдернул костяную насадку-футляр и начал перепиливать канаты. Я бы вгрызся в них, если б имел тигриные клыки.

– Олег, Олег, молю тебя и заклинаю бронзовым троном царя Аль-Кан-Раса, Урешем, Драхлом, Ахарром, Шахнаром, Шенго, а еще бриллиантовыми сосками богини Адари – оставь! Я НЕ УМЕЮ ПЛАВАТЬ!

Он сказал «ПЛАВ…», а «…А-А-АТЬ!» докричал уже у самой воды. Глаза мудреца напоминали два блюдца, а раззявленный рот – вход в пещеру.

Мудрец бултыхнулся в воду, и сразу «Выстрел», скрежеща и постанывая, как раненый великан, начал заваливаться. Не раздумывая, я прыгнул, стиснув нож в зубах. Ухнул с головой, оттолкнувшись от склизлых камней, выскочил из воды и сграбастал хлебающего соленую морскую воду мудреца. Обхватил рукой за шею и начал отгребать, стараясь уйти от падающей громады, чья тень уже накрывала, накрывала…