Визжать оно перестало. Облегченно морщась, я посмотрела на него.

Существо напоминало женщину-призрака – какими их показывают в роликах фэнтези. Вся прозрачная, белая, облаченная в длинное струящееся рваное одеяние с длиннющими рукавами и изорванную в клочья вуаль. Под вуалью было хорошо видно лицо. Там, где полагалось быть глазам, зияли темные провалы. И эти темные провалы уставились прямо на меня.

Существо открыло рот и завизжало.

Я грянулась наземь, сама визжа от боли и обхватив руками голову. Но это не помогло – между пальцев у меня потекла кровь: вероятно, из ушей. Из носа тоже хлынула кровь. И боль…

Как будто в уши мне вбивали костыли для рельсов.

Как будто мой мозг горел огнем.

Как будто мои кости крошились.

Я ничего другого не слышала – только этот адский невыносимый визг, но и его я не то чтобы слышала – он уже поселился у меня внутри, и деться от него было некуда. От него нет спасения. Он меня убьет. Никто и ничто мне не поможет.

И вдруг вокруг меня что-то мягко сомкнулось. Точно какой-то великан легонько сжал меня в ладони. И к горлу подступила дурнота – как бывает, когда бацаешь. Боль утихла.

А потом я отключилась.

Очнулась я в военном санитарном винтокрыле. В машину набились все мои Гончие, и там было не протолкнуться. Даже притом, что алебрихе приняли компактное обличье. Сама я лежала пристегнутая к носилкам. И до меня дошло, что я ничего не слышу.

Я насмерть перепугалась. На меня накатывала боль, волна за волной, словно меня колошматили и колошматили, раскатывая в лепешку каждый кусочек моего тела. Я невольно раскрывала рот. Я, наверное, кричала или стонала – не знаю, я ведь ничего не слышала. Что бы я ни делала, получалось, видимо, довольно громко, потому что я привлекла внимание медика. Он вбрызнул мне в шею гипноспрей. Боль из острой превратилась в тупую. У медика в руках была доска для письма. И он быстро нацарапал на ней «Лежи смирно».

Я пошевелила губами:

– Ладно.

Медик стер с доски надпись и написал новую: «Банши. У тебя лопнули барабанные перепонки».

С банши я была знакома, но понаслышке, из ирландских легенд. Банши – это духи или призраки, которые предупреждают живых, что те должны умереть. Судя по всему, эта решила не ограничиваться предупреждением и само умерщвление тоже взять на себя.

Медик опять принялся писать: «Ночная смена на подходе. Военные на месте. Мы побеждаем».

Я пристально посмотрела на него: а вдруг он все придумал?

«Это правда. Их целью была ты. Ты бацнула, и Лучник сразу подстрелил банши».

Их целью была я? То есть банши получила приказ и описание внешности. И на свете есть лишь два пришлеца, способных внятно описать мою внешность. Один – тот Золотой пижон, Лэт-Как-Его-Там. А второй… Тирсион. И из них двоих Тирсион знает меня в лицо куда лучше.

Но сделать надлежащие выводы я не сумела. Потому что снова отключилась.

Я так и пролежала без сознания то время, пока все не вернулись в штаб. Хвала всем богам, великим и малым, никто не погиб, но в медчасти я очутилась не одна. Мне составили компанию Рейнд, Мей и Пожар. У Рейнда, как сказала мне Джесси, были сломаны обе руки. У Мей случилось неслабое сотрясение мозга; над ней все хлопотали, чтобы избежать отека. А Пожару досталось от мантикорьих когтей: у него на левой руке красовалась дырка в дюйм глубиной, и на спине тоже.

Ну и я со своими лопнувшими перепонками. Мозг мне тоже порядочно тряхнуло в черепе, так что и у меня, по сути, сотрясение мозга. Плюс микропереломы всех костей. И каждый дюйм кожи тоже пострадал. Вот такой эффект у вопля банши. Молот с Гвоздем небось сидят и голову ломают, как сделать Щит звуконепроницаемым.

Надеюсь, им есть что ломать.

Меня положили одну в небольшой палате без окон. Места тут были лишь для койки да медицинской аппаратуры. К счастью, меня пристегнули не ко всем этим штуковинам. И еще тут стоял стул для посетителя. К тыльной стороне моей руки прикрепили капельницу, а к голове что-то еще.

Меня по уши накачали самыми разными препаратами, но все равно все так болело, что в сон ни капли не тянуло. Потому Джесси, чтобы я не дергала ее каждую секунду и чтобы не писать мне на доске в подробностях все, что случилось, пристроила над моей кроватью видэкран. И подсунула пульт – я могла тыкать в него пальцами, не шевеля рукой.

Сперва я выстроила в определенном порядке эфиры, снятые нашими камерами во время битвы. Я прокрутила к тому месту, где появилась банши, чтобы удостовериться, что она и правда пришла по мою душу. И удостоверилась. Сомнений быть не могло: ее интересовала только я. А потом ко мне отважно подскочили Шиндже и Душана, Шиндже обволок меня щупальцами, а Душана бацнул с нами обоими за пределы города.

Со стороны вся сцена смотрелась как дикий сюр. Одно было ясно: Шиндже и Душана спасли мне жизнь. Они ринулись в самое средоточие вопля банши и вырвали меня оттуда. И не сделай они этого – у меня бы просто-напросто вытекли мозги.

Теперь надо выяснить, кто же из Князей рулил парадом. Я принялась прокручивать ролик по кадрам, и от напряжения у меня разболелась голова, даже лекарства не помогали. Но я же Рада Чарм, собственной персоной, упрямая, как стадо ослов. Уж кадр за кадром я доберусь до этого треклятого Жителя, даже если у меня из ушей снова польется кровь.

Но в этом месте явилась Джесси, отвернула от меня видэкран, отобрала пульт и сделала мне укол. А дальше я ничего не помню.

Когда я очнулась во второй раз, я уже худо-бедно могла слышать. Звук получался не то чтобы приглушенный, а скорее искаженный. В моей палате свет был пригашен – значит, наверное, сейчас ночь. Только какая по счету? Я пошевелила правой рукой и попыталась ее рассмотреть. Синяки приобрели неприятный зелено-крапчатый оттенок. Получается, с последнего моего пробуждения миновала пара дней.

Мой желудок отчаянно взвыл.

Ой, мамочки, а больно-то как.

Хорошо хоть голова перестала раскалываться.

Желудок опять взвыл. И без всякого вызова на пороге возникла Джесси с подносом:

– Лежи смирно.

Голос ее звучал словно за миллион миль отсюда. Хотя наверняка она говорила очень громко.

– Да, мэм, – откликнулась я.

Джесси отрегулировала спинку кровати, чтобы я могла сесть, поставила поднос на кроватные боковины, чтобы он меня не задевал, и закрепила.

– Мне тебя покормить? – невозмутимо осведомилась она.