— Хотел помочь, Феликс, просто помочь. Обидно видеть, как знаменитый режиссер занимается клоунадой… хотя у тебя очень хорошо получается, достойно, так сказать… Все позади, я знаю, что у Никиты проблемы с зубами, но это пройдет. Короче, называй счет, деньги будут переведены на него в течение суток, и… снимай свой фильм, какой хочешь.

— Ты говорил, что этот парень… муж Колчиной — шпион.

— Подозрения, Феликс. Пока что они не оправдались, да оно и к лучшему. Не хочешь выпить, нет? Ладно, пиши номер счета и… В общем, я твой должник. Если что — звони.

— Нет, Вадим, знаешь, я не возьму эти деньги.

— Ты хорошо подумал, Феликс?

— Хорошо. Понимаешь, сегодня предложили сериал для НТВ снимать, двенадцать серий, я согласился. Сценарий еще не читал, но он не столь важен. Я по любому сценарию сделаю свое кино, даже интересно будет поработать на этой площадке.

— А собственный гениальный фильм?

— Потом и его время придет.

Генерал сосредоточенно засопел, заерзал задом на стуле, видно было, не понравился ему ответ режиссера.

— Так что, Феликс, ты отказываешься от честно заработанных денег для своего фильма?

— Я их не заработал, Вадим, а если и заработал, то вряд ли честно. А если и честно, то на крови своего сына — не хочу. Колчины развелись?

— Недосекины. Он уехал в свою деревню… Феликс, перестань дурака валять, я эти деньги выбил специально для тебя. По-дружески, черт возьми. Пришлось поднажать на наших долбаных банкиров. Чего ты кочевряжишься? Я мог бы… но и о тебе тоже думал.

Осмоловский многое мог сказать о той гнусной игре, в которую втянул его генерал, да что говорить? Все равно ведь не поймет, слишком разные они люди. А ведь когда-то в детстве и вправду были друзьями, вместе дрались с ребятами из соседнего двора…

— Понимаешь, Вадим, я не могу взять эти деньги. Душа не принимает. У тебя есть душа?

— У меня все есть. Как хочешь, Феликс. Упрашивать не стану. Ладно, извини за беспокойство.

Генерал встал и стремительно покатился к двери. Колобок стального цвета… Но от его спины веяло таким холодом, что Осмоловский невольно поежился. Смертельным холодом веяло от этой стальной спины. Да если решил для себя, что деньги его взять не может, так назад дороги нет. Что было, то было, ошибся он, очень хотелось снимать…

Осмоловский взял со стола мобильник, набрал номер дачи, минуты две беседовал с женой, успокаивал ее, советовал, как вести себя с Никитой, чтобы не травмировать сына. Она, конечно, мать, но никогда не бывала в таких сложных ситуациях и вряд ли понимала, что нужно делать. Была мысль попросить жену связаться с престарелым отцом, выяснить через него, на кого работает генерал ФСБ Вадим Суканцов… Но он сдержал себя. В такие дела жену и тестя лучше не впутывать. Хватит того, что сын пострадал.

На третий день пребывания в родной станице Славик удостоился званого вечера в свою честь. Как-то странно было осознавать это, но именно так и получилось. Федор Бочаров, с которым он встретился вчера вечером, невероятно обрадовался его возвращению. И Оксана обрадовалась тоже. Они жили прямо-таки замечательно, дом большой, двухэтажный, горячая вода, ванная, теплый туалет — ну все как было у него в Москве, в чужой, съемной квартире. Но только — в его родной станице! А еще — двенадцать соток план, так назывался у них участок, и вишневые деревья в саду, который занимал большую часть плана.

— Я сад посадил, Славик, — хвастался Федор. — Хочу, как у Чехова, — вишневый. Там есть скамейки для отдыха, место для шашлыков… Уже этой весной как зацветут мои вишни — так это будет полный кайф. И прежде всего для Марго.

Свою дочку Оксана и Федор назвали в честь матери Бочарова Маргаритой. Оксана была просто счастлива, ну еще бы! Такой дом у нее, такой муж, такая дочка! Родители Федора часто приезжали в Левобережную, а мать Оксаны чуть ли не жила в их доме, воспитывая внучку с утра до вечера, пока молодые были на работе. Оксана стала главным лаборантом винзавода, а Федор был там менеджером и заключал успешные сделки…

Голова шла кругом от всех этих разговоров. Тут оказалась целая диаспора москвичей, и все довольные, богатые, счастливые, и все рады, что живут в станице. Саманта, Федор, муж директорши винзавода Пастухов. Как ни странно, они-то приняли его как своего. А вот ребята, с которыми он с детства знаком был, теперь не очень-то хотели общаться с ним. Помнили, что еще недавно Славик Недосекин был самым уважаемым парнем в станице, но теперь уважать его не хотели. «Уехал, стал москвичом — так и общайся со «своими». А нам ты больше не указ». Два раза чуть было не подрался, но сдержал себя.

«Москвичи» были в большом почете в станице, да это и неудивительно, ведь хозяйка главного предприятия, винзавода, была замужем за москвичом Пастуховым, директор школы Романов был женат на москвичке Саманте, а генеральный менеджер завода, москвич Бочаров, был женат на местной красавице Оксане. Да и хозяин завода был москвич, женатый на местной даме. А главный мент станицы, Засядько, стал родственником Макса Романова, считай, тоже перешел в стан «москвичей». Но их уважали за то, что завод ритмично работал, рабочие получали приличные деньги, в станице появились новые асфальтированные улицы, провели магистральный газ, открыли интернет-кафе. Молодежь стала думать, как бы после окончания школы устроиться работать на винзавод, там ведь платят неплохие деньги. Или на свиноферму, где зарплата тоже повысилась. А все ведь просто — стали люди больше получать, стали больше парной свинины покупать, прибыль увеличилась, зарплата возросла.

Это Славик понимал, как студент Экономической академии, прилежный студент… но уже бывший. И в родной станице, как ни странно, — чужой. Федор Бочаров обещал его взять на винзавод своим помощником, но… Это он будет помощником москвича? Хватит того, что уступил ему свою девчонку, Оксанку. Классная была пара: она — самая красивая в станице, он — самый крутой. Но не случилось. Москва все переписала по-своему, он спас Федора от смерти, а тот женился на Оксанке. Такие вот дела получились…

Ничего не сказал про это Федору, но от его предложения прийти на вечеринку к Марине Луговой не смог отказаться. Марина все же генеральный директор винзавода, местный «олигарх», значит, надо приходить, кто знает, как сложится его судьба тут, вдруг на свиноферму не возьмут бригадиром…

Правда, идти в гости к Марине Луговой было не в чем, все костюмы остались в Москве, где и были куплены. А здесь, дома, у него не оказалось ни одного костюма, некуда тут ходить в костюмах. Ну да ладно, можно и в джинсах, кроссовках и свитере пойти — все же не Москва, не престижный ночной клуб.

Хотя еще пару лет назад даже представить себе не мог, что сможет зайти в дом всесильного Павла Ивановича Лугового как гость. Многое изменилось с той поры в Левобережной! Да и сам он тоже изменился…

Во дворе его встретила сама хозяйка, Марине шел сорок второй год, но выглядела она лет на десять моложе — красивая смуглянка, настоящая казачка с озорными карими глазами.