— Ага, — без всякого энтузиазма отреагировал Степа.

— Напрасно не верите. Я плачу за помощь — и плачу щедро. Вам простят измену — а ведь вы изменник, Степан Иванович, и вы это прекрасно знаете. Я не трону вашего брата и, если это вам так важно, оставлю в покое Наталью Берг. Но остальных я хочу получить. Они — враги. Вы это поймете — потом, когда я смогу рассказать вам больше, чем сейчас. Некоторых вы вообще не должны жалеть — хотя бы белого бандита Арцеулова, который вас так очаровал…

— А чего — Арцеулов? — Степа даже не обиделся. — Сами ж говорите — обычный беляк. Их у Каппеля целые батальоны. А вы — почти что Бог!..

— Не смейте! — резко оборвал неизвестный. — Не говорите о том, чего не понимаете и никогда не поймете! Что же до Арцеулова — иногда и обыкновенный смертный, муха, комар, инфузория — становится оружием врага…

«Ага! — сообразил Степа. — Да тебе, выходит, Ростислав поперек горла! Да что же это за шайка такая? В чеку бы их всех с их философией! Мировой капитал не враг, а контуженный беляк — опасней всей Антанты! Эх, до Столицы добраться бы!»

— Решайте, Степан Иванович, — спокойно и даже доброжелательно произнес тот, кто говорил из темноты. — У всех бывают ошибки. Но не все могут расплатиться так дешево…

— А давайте так. Пусть меня трибунал судит. Настоящий, который в РСФСР. Ежели я и вправду, чердынь-калуга, изменник, пусть к стенке ставят. Руководствуясь революционной законностью. Имею я на это право?

— Нет, не имеете. Единственное ваше право сейчас — принять верное решение…

Степа молчал. Если он примет это «верное решение», то, возможно, его и в самом деле не тронут. В конце концов, невелика он птица, красный командир Степан Косухин. Он останется жив, не превратится в нелюдя с мертвыми глазами и, может быть, еще протянет сколько ему положено — чтобы упасть на каменный пол под ударами прикладов…

— Я вижу, вы смущены, Степан Иванович, — голос незнакомца стал мягким, словно обволакивающим. — Думаете, что придется предавать тех, кто вам помогал. А вы посмотрите на это иначе. Считайте, что вы — красный разведчик, посланный с опасной миссией. Вы раскрыли заговор врагов революции. Они — враги. Поверьте в это, и все станет на свои места…

Это было заманчиво. Он, Косухин — не затравленный беглец и предатель, а отважный разведчик. Может, ему дадут орден. Еще один — как он и видел в своем странном видении. Черт с ними, с остальными, тем более, что и Бога-то нет… Интересно, почему этот, сладкоголосый спросил его о Библии? Степа был плохо знаком с Писанием, но в памяти стало проступать что-то, слышанное еще от бабушки, вразумлявшей внука долгими зимними вечерами. Тот, Который был Плотником, ушел зачем-то в пустыню. И подступил к Нему…

— Решайте, Степан Иванович, — голос был по-прежнему мягок, но в нем чувствовалось нетерпение. — Время идет…

Степа легко, по-кошачьи подобрал ноги, готовясь к прыжку. Рука сжала костяную рукоять клинка. Неизвестный должен быть рядом, в трех-четырех шагах…

— Решили, Степан Иванович?

— Да! — Степе вдруг стало легко и спокойно, словно все трудности оставались уже позади.

— Рад за вас. Поверьте, вы не…

— Изыди! — Косухин прыгнул, целя клинком туда, откуда шел голос. Он не промахнулся, но темноту озарила вспышка, и железо бессильно царапнуло о камень. В ту же секунду вспыхнул фонарь.

Камера была пуста. На стене белела свежая зарубина, а в руке осталась лишь рукоять — обломки ржавого железа лежали тут же на полу. Степа вздохнув, осторожно положил костяную рукоять рядом. Взгляд упал на мертвое тело возле двери. Косухин охнул — на каменном полу, широко разбросав желтые, уже успевшие потемнеть кости, лежал скелет; изуродованный череп весело скалился беззубым ртом…

И тут камера дрогнула. Ударил ледяной холод. Косухину показалось, что он сходит с ума — стены поплыли, словно камень начал таять. Пол пошел невысокими волнами, потолок накренился, а холодный воздух стал густ и горяч. Передняя стена мягко выгнулась вовнутрь, словно была из воска, камень тек, плавился — и внезапно лопнул. В прореху ворвалась чернота. Свет погас, невидимые клещи сжали голову. Степа крикнул, но чернота хлынула в горло, а затем пол вырвался из-под ног и куда-то пропал, открывая ледяную холодную бездну…

Арцеулов сидел возле смотрового окошка и, не отрываясь, наблюдал за монастырем. Записная книжка Валюженича лежала рядом, открытая на странице с грубо вычерченным планом Шекар-Гомпа. Был третий час дня.

Валюженич забежал лишь однажды и вновь исчез, даже не сказав своего обычного «Оу!». Берг, желавшую вместе с капитаном наблюдать за неприступной твердыней, Ростислав еле уговорил поспать — после всего случившегося девушка чувствовала себя слабой и разбитой. Итак, Арцеулов вел наблюдение. Дело было привычным. Впервые за последние несколько дней капитан чувствовал себя уверенно. Перед ним был объект, которым следовало овладеть. Оставалось произвести разведку и принять адекватное решение. Неравенство сил не особо смущало. Он, как и краснопузый Степа, хорошо знал, как иногда захватывают самые неприступные крепости. Правда, если Косухин больше полагался на смелость и наглость, то капитан предпочитал выдержку и точный расчет.

За несколько часов Арцеулов неплохо изучил все подходы к монастырю и систему охраны. Вчера вечером она показалась совершенной, но теперь, понаблюдав как следует, капитан оценил ее более скептично. Хозяева Шекар-Гомпа полагались больше на количество солдат, чем на военную науку. С утра не менее сотни косоглазых с карабинами растянулись цепочкой вдоль подножия Шекар-Гомпа, образуя еще один заслон. Сделано это было неумело. Будь у капитана хотя бы рота, он попытал бы счастья. Но у Арцеулова был лишь нестроевой археолог Тэд и несколько монахов в желтых балахонах. Оставалось наблюдать и делать выводы.

Капитан внимательно взглянул на вычерченый и уже много раз исправленный план, а затем перевел взгляд на монастырь. Косухина, если он, конечно, жив, держат в подземелье. Именно там «черные» собрали главные силы. Капитан в сотый раз оглядел ставший таким знакомым вид: лагерь, вышки охраны, огромный котлован, в котором копошились фигурки рабочих, лестница, ведущая в монастырь, домики справа, аэродром со стоявшими там двумя легкими бипланами… Глаз отметил новую деталь — аэростат наблюдения с номером «три» медленно опускался…

…Тэд появился внезапно. Он устало улыбнулся и присел рядом, вопросительно кивнув на окошко. Арцеулов покачал головой — решение покуда не созрело. Валюженич потер щеку.

— Трудные попались парни… Таких переговоров я не вел уже давно. В последний раз пришлось уговаривать настоятеля возле самой Кампалы подарить нам с Шарлем рукопись девятого века. Ну, в общем так…

Он помолчал, собираясь с мыслями, и заговорил, негромко и сурово, без тени обычной улыбки:

— Они уверены, что Стива не спасти. Вначале я думал, они просто испугались. Они, конечно, испугались, но все же не настолько, чтобы бежать. Ведь Стив мог… то есть не мог, конечно, но они могли подумать… Если он сообщит, где вход, нас всех накроют…