– Приятель.

– Просто знакомый парень, – дразню его я.

Ансель улыбается и смотрит через плечо.

– Ваш знакомый, наверное, ошибся. Не уверен, что отсюда действительно такой шикарный вид, как оттуда, – он машет рукой в сторону Эйфелевой башни.

Бармен ставит перед нами наши напитки, и я тянусь за своим бокалом.

– Но там не подают алкоголь.

– А вообще-то подают. На самом верху – шампанское. Его подают в забавных пластиковых стаканчиках. Не хотелось бы, чтобы вы это пропустили.

– Наверно, придется набраться смелости и забыть об ужасных лестницах и клаустрофобии в лифте.

Я делаю паузу, отпиваю свой коктейль, а потом признаюсь:

– На самом деле я уже была наверху. Поднималась туда в один из первых дней своего пребывания здесь. Не знала, правда, что они подают спиртное, тогда я бы задержалась там на подольше.

– Может быть, в следующий раз кто-нибудь составит вам там компанию, – Ансель говорит тихо, его лицо грустнеет: мы оба слишком много думаем, кем бы ни притворялись.

– Возможно, – улыбаюсь я. – А вы живете здесь? В Париже?

Ансель кивает и отпивает из своего бокала.

– Да. Но моя мать американка. И я после колледжа объездил все Штаты.

– Просто ездили по Америке? – поддразниваю я. – Просто вот так, с рюкзаком за спиной и автостопом?

– Почти. Летом после школы я принимал участие в программе, которая называется «Садись на велосипед и Строй». Не слышали про такую?

Я чуть качаю головой, с сомнением произношу:

– Что-то слышала…

Конечно, Ансель упоминал об этом раньше, но я вдруг чувствую себя виноватой за то, что никогда не расспрашивала его подробнее.

– В основе ее лежит такой принцип: группа людей, обычно это студенты, ездят на велосипедах по стране в течение трех месяцев и останавливаются по пути, чтобы поработать на разных стройках.

– Хм. А я, окончив колледж, поехала в Вегас. Думаю, вы выиграли.

– Что ж, это тоже неплохо, – многозначительно смотрит на меня, поднося к губам бокал. – Я слышал, в Вегасе тоже полно приключений.

– О да, – отвечаю я и улыбаюсь. – Но три месяца? На велосипеде?

Ансель смеется.

– Три месяца. Ну, одиннадцать недель точно. Мы проезжали по семьдесят миль в день.

– Я бы умерла. Вам бы пришлось звонить моей матери, чтобы она забрала мое тело, уже дня через четыре.

Он осматривает меня придирчиво с ног до головы.

– Вы выглядите выносливой.

Я отрицательно трясу головой.

– Уверяю вас, я плохо управляюсь с двумя колесами. Ну так расскажите мне. Вы ночевали в отелях или…

– Иногда, – пожимает он плечами в ответ. – Некоторые группы останавливались в церквах или других местах. Может быть, семейные группы. А моя группа, знаете… – Он делает паузу, подыскивая нужное слово, его брови сходятся на переносице. – Как это… когда спят в палатках?

– Кемпинг, – подсказываю я со смехом.

Он щелкает пальцами.

– Точно! Мы обычно проводили в одном месте несколько дней, пока работали, и вот тогда разбивали что-то вроде походного лагеря. И спали по трое или четверо в одной палатке, в таких жутких условиях, что вы себе и представить не можете.

Я смотрю на него – в этой наглаженной до хруста рубашке и брюках, и мне действительно трудно представить, как он, полуголый, примерно в том же виде, что и в Лас-Вегасе в момент нашего знакомства, обливаясь потом, работает на стойке. Но все-таки представляю и разрешаю своему взгляду пробежать по его шее и насладиться немножко картинкой, которая предстает перед моим мысленным взором.

– Это, наверно, довольно трудно.

Он кивает в знак согласия.

– Мы четверо, мы были вместе целыми днями. Иногда жара была невыносимая, а иногда влажность зашкаливала, и мы не могли дождаться ночи, чтобы хоть немного отдохнуть. Это было нелегко, но это было лучшее и самое веселое время в моей жизни. Не знаю, смогу ли я еще с кем-нибудь подружиться так близко, как с этими тремя людьми.

Восхищенная, я на мгновение выхожу из роли.

– Ты имеешь в виду Оливера, Финна и Перри.

Тень ложится на его лицо, и он медленно кивает.

Черт.

– Прости, я не…

Но он поднимает руку:

– Нет. Эти отношения – это лучшее и… самое сложное в моей жизни. Разве так бывает? – Я киваю. – Я ехал с ними бок о бок иногда восемь или даже десять часов в день. Мы спали втроем в палатке, которая по размерам не больше стандартной ванной. Мы вместе скучали по своим оставленным дома семьям, мы поддерживали друг друга, вместе отмечали какие-то значимые события. Мы практически жили друг другом тогда, эти три месяца были как маленькая жизнь, и… Наверно, трудно, когда жизнь меняется и становится совсем не такой, какую ты себе воображал или надеялся.

Что бы там ни происходило с Перри, видно было, что это очень беспокоит Анселя. Он затихает на некоторое время, сосредоточившись на своем бокале. Я никогда не видела его таким, и мне тяжело, сочувствие камнем ложится на сердце. Я ведь даже не представляла, как мне нужны все эти детали его жизни до нашей встречи, пока мы не начали играть в незнакомцев, которые делятся друг с другом наболевшим.

– Тебе необязательно говорить об этом, – произношу я тихо.

– Я просто ничего не могу сделать, чтобы изменить то, что переживает Перри, и… не знаю, может быть, это прозвучит высокомерно, но просто эта не та ситуация, с которыми я знаком.

– Что бы с ним ни происходило, – говорю я, – ты можешь быть рядом, но это ЕГО жизнь. И ты не можешь прожить ее за него.

Он молча смотрит на меня испытующе, открывая и снова закрывая рот.

– Нет… Просто… – Он делает паузу, а потом тяжело вздыхает. – Я понимаю. Ты права.

Мне хочется сказать ему, что я понимаю, что я знаю, каково это, когда кто-то, когда-то тебе очень близкий, как будто уплывает от тебя и ты не можешь никак вернуть его обратно. Но я не могу это сказать. Самыми близкими людьми в моей жизни всегда были Харлоу и Лорелей. Они константа, мы вместе с детского сада. К тому времени, как мы с Люком расстались после аварии, я уже была готова отпустить его. И несмотря на то, что я ощутила вдруг некую пустоту в своей жизни там, где был он, мне кажется, я всегда, с самого начала знала, что мы вместе не навсегда.

Чтобы сменить тему, я шепчу:

– Что ж, насколько я могу судить, та, что бросила вас сегодня, просто полная идиотка.

Его лицо разглаживается, на нем появляется понимающее выражение, и он поворачивается на своем вертящемся стуле ко мне лицом, один локоть поставив на стойку бара.