– Не знаю, – произносит он наконец, закусив нижнюю губу. – Я начинаю думать, что на самом деле она оказала мне услугу…

Он оставляет этот намек висеть многозначительно в воздухе между нами, и мы сидим молча, а над головами у нас пульсируют басы гремящей музыки.

– У тебя есть парень? – спрашивает он вдруг.

– Парень? – Я качаю головой, скрывая улыбку. – Нет. – И ведь технически это даже не ложь. – А у тебя есть девушка? – спрашиваю я в ответ.

Он тоже качает головой, и взгляд его скользит по моим губам, а потом он снова смотрит мне в глаза.

Как только закончился разговор о «Садись на велосипед и Строй», все следы грусти и озабоченности исчезли с лица Анселя, и он сейчас такой же, как в вечер нашего знакомства, когда мы проболтали несколько часов. Это помогает мне запомнить каждую деталь, то, что я не запомнила тогда. То, как он жестикулирует при разговоре, как останавливается, когда подыскивает слово, как его брови сходятся на переносице в момент задумчивости, как будто он играет в шарады, и как искренне радуется, когда я помогаю ему найти правильный ответ. Или как он слушает – внимательно, чуть склонив голову набок, не сводя с меня испытующего взгляда. Он заставляет меня чувствовать себя так, словно я единственный человек на всем свете. Он смотрит на меня так, будто вот-вот меня проглотит.

Не важно, что я говорю.

Он расспрашивает меня о моей жизни в Сан-Диего, слушает с таким искренним вниманием, как будто ночи в Вегасе никогда не было и он не слышал все это в деталях.

– И ты любила танцевать, – говорит он, улыбаясь, ставя перед собой пустой бокал. Это звучит, скорее, как утверждение, а не как вопрос.

– Да.

– И выступать.

Я вздыхаю.

– Да, я любила выступать.

Глаза Анселя суживаются, он делает многозначительную паузу, а потом произносит:

– Не сомневаюсь.

И совершенно бесстыдно осматривает мое тело, задержавшись взглядом на груди. Я чувствую, как мурашки бегут по моей коже, соски напрягаются от его соблазнительного голоса и от желания, которое я вижу в его глазах.

– А вот бизнес-школа… – Он снова возвращается взглядом к моему лицу. – Это как-то не укладывается в общую картинку.

Я смеюсь.

– О да.

– Тогда зачем ты это делаешь? Потратить такой кусок жизни на то, что явно сделает тебя несчастной?!!

Я чувствую в груди спазм, как будто начинается приступ паники, но мне удается погасить ее в зародыше. Сейчас я в безопасности, здесь, в этой странной реальности, которую мы с Анселем создали, и я могу говорить и делать все, что захочу.

Поэтому я решаю вообще не отвечать на этот вопрос и перевести стрелки разговора обратно на него:

– Большинство людей не любят свою работу. Вот ты, например, любишь?

– Конкретно эту – нет, – отвечает он. – Эту нет.

– Но ты же продолжаешь на нее ходить.

– Да… – задумчиво произносит он. – Но моя работа – это временный этап. Я знаю, чем хочу заниматься в этой жизни, и эта работа просто дверь, которая ведет к другой двери. Эта работа позволит мне в будущем найти место в любой точке мира. А два года бизнес-школы – это очень долго. И я же видел, как ты отреагировала, когда я заговорил об этом. – Он мягко смеется. – У тебя как будто вся жизнь пронеслась перед глазами. Если перспектива учебы в этой школе делает тебя такой несчастной… – Его голос прерывается, и он смотрит на меня, ожидая, что я закончу его мысль сама.

– Я больше не могу танцевать, – напоминаю я ему. – У меня в ноге железная пластина и три металлических винта, которые заменяют кость, так что тут не идет речь о чем-то, что можно преодолеть только усилием воли. Это не победа разума над материей.

Он вертит бокал, вытирает мокрое пятно, образовавшееся от конденсата под ним. Кубики льда звякают о стеклянные стенки пустого стакана, и Ансель, кажется, тщательно обдумывает свои слова, прежде чем сказать их.

– Не профессионально, – говорит он, пожимая плечами. Я только качаю головой в ответ, но ничего не отвечаю. Он не понимает. – Твоя карьера стриптизерши закончилась, даже не начавшись.

У меня из горла вырывается смешок.

– И что самое обидное, я ведь уже и имя себе придумала, и трусики с монограммой заказала, и все такое.

Ансель опирается о стойку и разворачивается ко мне лицом. Его глаза сканируют мое лицо, потом ныряют к губам и ниже… еще ниже. Это так откровенно, такая открытая попытка соблазнения, что я еле сдерживаю смех. Вот это – тот самый парень, от которого я не могла оторвать глаз в Вегасе, тот, который привлек мое внимание, несмотря на то, что был в дальнем углу помещения. Тот, которому я рассказала всю свою жизнь за несколько часов, за которого я вышла замуж, с которым много раз занималась сексом.

– Я на самом деле очень рада, что тебя бросили, – говорю я, надеясь, что то, как я смотрю на него, заставляет его чувствовать то же самое, что чувствую я, когда он смотрит на меня.

Он проводит пальцем по моему колену.

– И я тоже.

Я не знаю, куда мы двинемся дальше, поэтому решаю быть смелой.

– Может быть, давай уйдем отсюда? – спрашиваю я. – Пойдем прогуляемся?

Он не раздумывает, просто встает и машет бармену, чтобы тот принес счет.

– Мне только надо сходить в туалет.

Он смотрит на меня голодными глазами.

– Я тебя подожду.

Но как только я выхожу из большой, отделанной в стиле ар-деко туалетной комнаты, он оказывается уже там, поджидает меня, пряча лицо в тени. Опасный. Он поднимает голову на скрип двери, и в резком свете неоновых ламп черты его лица становятся резче, острее. Скулы кажутся каменными, глаза подернуты дымкой, а губы как будто припухли.

Он не дает мне возможности опомниться, одним прыжком преодолевая пространство между нами и прижимая меня к стене.

– Я не могу ждать, – говорит, хватая меня за шею. Пальцы у него прохладные и сильные, большим пальцем он слегка прижимает пульсирующую у меня на горле жилку. Это довольно грубо и очень отличается от обычного поведения Анселя, которого я знаю, поэтому у меня по спине бежит холодок. В этой игре, в которую мы играем, он снова незнакомец. Он не знает меня, и я не знаю о нем ничего, кроме того, что он рассказал за ужином. Умная девушка в такой ситуации ушла бы, говорю я сама себе. Умная, трезвая девушка притворилась бы, что ее кто-нибудь ждет, и убежала бы. Она не стала бы стоять тут, в темном коридоре, с мужчиной, которого не знает и который обращается с ней так, что не дает ей шанса уйти.

– Я слышу, как ты думаешь, – шепчет Ансель, ослабляя хватку. – Не надо. Поиграй со мной.

И это именно то, что мне надо. Я расслабляю плечи, а голова становится пустой. Напряжение уходит из моего тела, когда я прижимаюсь к Анселю. Хотя я на шпильках, он все равно выше меня на несколько дюймов, и я поднимаю лицо вверх, а он трется кончиком носа о мой нос.