И я ждала его. Очень ждала. Прямо изводилась от нетерпения, считая дни...

***

В последних числах апреля в девятых-десятых классах проходили лабораторные работы. В общем-то, обычное дело, только вот в десятом «А» училась теперь сестра Шевцова, Надя.

Сколько Володя меня ни уговаривал, сколько я сама себе ни внушала, что она просто малолетняя дурочка, у которой ветер в голове и язык без костей, но всё равно каждый раз внутренне напрягалась при виде неё. Да и она не давала забыть тот прошлогодний случай – при встрече непременно оглядывала меня с ног до головы, брезгливо кривилась или фыркала.

Год назад я бы её припёрла к стеночке и всю спесь из неё влёт выбила бы, но сейчас положение обязывало, хоть я, конечно, и не учитель, но всё равно... К тому же не хотелось подводить Ольгу Фёдоровну и Эльвиру. Так что приходилось терпеть ужимки и насмешки этой выскочки.

Перед уроком Ольга Фёдоровна обмолвилась, что неважно себя чувствует. Лабораторную в десятом «Б» она отвела кое-как, а после звонка вошла в лаборантскую красная, почти багровая. Я аж испугалась. Проводила её в медпункт. Оказалось, у неё подскочило давление.

Фельдшер дала ей какую-то пилюлю и посоветовала уйти домой, но Ольга Фёдоровна категорически отказалась: как же! Конец года! Важная лабораторная! Ну и окно нечем занять, будут болтаться по школе…

В общем, лабораторную в десятом «А» вызвалась провести я, пока она приходит в себя. Собственно, ничего тут сложного. Сам опыт простой и безопасный – гидролиз хлорида и ацетата щелочного металла.

Со звонком все расселись по местам. Надя Шевцова сидела на первой парте, прямо под носом, и как заноза, мозолила глаза. Едва я успела озвучить задание, как она подала голос:

– А у нас что, уроки теперь может вести не пойми кто?

По классу прокатились тихие смешки. Я отложила мел, подошла к её парте вплотную. Каких же мне усилий стоило не поддаться эмоциям и не высказать этой нахалке всё, что вертелось на языке. Вместо этого я нацепила непроницаемое выражение и строго, но спокойно сказала:

– Специально для самых озабоченных поясню: Ольга Фёдоровна не может сейчас провести в вашем классе лабораторную. И представь себе, она сочла, что я в состоянии её заменить. Но тебе, Шевцова, видимо, лучше знать. И раз ты у нас такой знаток, может, тогда и урок проведёшь?

Шевцова ничего не ответила, только взглянула исподлобья, не скрывая злости. А я в который раз с удивлением подумала: ну вот как так получается – вроде родные брат и сестра, выросли вместе, а такие разные? И ещё мне было любопытно, знает ли она, что мы с её братом вместе. Про сожжённый журнал она, конечно, в курсе, а про остальное?

Мы с Володей как-то не обсуждали этот вопрос. Один раз, ещё в августе, он обронил, что родители его наверняка будут против наших отношений, но тут же заверил, что это ерунда. «Жизнь моя – мне и решать».

Возможно, они до сих пор оставались в неведении. Больше он на эту тему не заговаривал, а я и не спрашивала.

Весь урок Володина сестра сверлила меня взглядом. Ну и демонстративно ничего не делала. Я старалась её игнорировать – в конце концов, не мне получать оценки.

Ну и конечно, за лабораторную Ольга Фёдоровна влепила ей двойку. Шевцова раскипятилась: оставляете вместо себя всяких неучей, а потом ещё и двойки ставите. Грозилась, что будет жаловаться, и умудрилась так достать Ольгу Фёдоровну, что та её попросту выставила за дверь.

Не знаю уж, жаловалась кому-то Шевцова или нет, но на следующем уроке она сидела молчком и не выступала, а позже подошла к химичке и попросила исправить оценку.

Ольга Фёдоровна смилостивилась и разрешила прийти после занятий. Правда, сама она отлучилась по делам и препоручила мне проследить, как та выполнит работу. Не очень-то мне хотелось, конечно, торчать с Шевцовой в пустом кабинете, один на один, но что поделаешь…

В общем-то, она на этот раз не фыркала и гонор свой не показывала. Сидела и тихонько царапала формулы в тетради. Иногда задумывалась и начинала грызть кончик ручки.

Минут через пятнадцать в кабинет химии заглянула Света Дударева, тоже из десятого «А».

– Можно я Надю тут подожду?

Дударева, в отличие от Шевцовой, училась на одни пятёрки и наверняка примчалась сюда не просто подождать подружку, но и как-нибудь исхитриться и помочь.

И хотя эта Надя раздражала меня неимоверно, я решила не вставать в позу. Сейчас она выглядела беспомощной. Ну и потом я ещё очень живо помнила, как сама была на её месте, когда исправляла математику.

– Ладно, – позволила я, подмечая, как сразу повеселела Володина сестра. – Но только не подсказывать!

Велела я для проформы.

Уткнувшись в книгу, я делала вид, что не замечаю, как Дударева старательно изображает что-то на пальцах. А потом и вовсе удалилась в лаборантскую. Чёрт с ними обеими. Пусть.

Я расставляла колбы и пробирки по ящичкам, когда до меня донёсся их разговор. С какой-то стати говорили они в полный голос, ничуть не стесняясь.

А вот это уже наглость, поразилась я. Хотя бы вид эта выскочка делала, что выполняет работу самостоятельно.

Я вышла из лаборантской с твёрдым намерением одёрнуть обеих, но Шевцова, увидев меня на пороге, сообщила, что уже всё сделала.

Угу, сделала, хмыкнула я про себя, но в ответ только кивнула. Она собрала сумку, тетрадь положила на учительский стол и, попрощавшись – вполне вежливо, кстати – направилась к дверям.

– Ну так вот… – продолжила она, очевидно, прерванный моим появлением разговор. – Володька должен был приехать на майские праздники, но у него там бурный роман…

– Роман? – переспросила Света Дударева.

– Ага, влюбился. И ехать сюда теперь ни в какую не хочет…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Обе вышли из кабинета в коридор, и уже оттуда донеслось:

– Ой, слушай, я забыла, что тебе Володька нравился. Но у тебя же уже всё? Целый год ведь уже прошёл…

Я застыла на пороге не в силах пошевельнуться. Внутри стало пусто и холодно. Сердце как будто превратилось в кусок льда. Какое-то время спустя вернулась Ольга Фёдоровна и застала меня почти на том же месте. Я лишь отошла на пару шагов в сторону, да привалилась спиной к стене.