В кабинете Стива стояла полная тишина, точно такая же, как и час назад. А возможно, как и десятки лет назад. Он приблизился к письменному столу и подумал о том, что лежит на дне последнего ящика.

Сел в кресло.

Посмотрел на ручку ящика.

Подумал о литературе.

Подумал о том, что у любого книжного персонажа несколько прототипов и что герои часто меняются по ходу истории. Порой Кайл сам не знал, зачем создал тот или иной образ; приходилось доверять своему чутью и писать дальше. Иногда прототипом героя оказывался не тот, кто задумывался изначально, и Кайл понимал это лишь к концу книги.

Существовал ли Кэнделл? Или Стив с Глорией сошли с ума?

Кайл понял, что Британи не вернется. Он почувствовал себя красивой вазой с отбитым краем.

Снова поглядел на нижний ящик стола. Что же могло так подействовать на Стива и Глорию? Какие события меняют нас до такой степени, что из живых людей мы превращаемся в карикатуры?

Кайл выдвинул ящик, но ничего нового не узнал. Ощущение было, что он смотрит на гору Рашмор или Ниагарский водопад. Он словно был туристом в этом мире, которому не принадлежал и никогда не будет принадлежать. Перед Кайлом в пыльном дубовом ящике лежала причина падения – ничего грандиозного или лиричного, отражающего всю скорбь мира и бесконечную боль человечества. Просто оранжевый шнур садового удлинителя. Как это понимать, черт возьми?

Британи Фалконкрест шла не останавливаясь. Когда она проходила мимо поздних крокусов, покрытых инеем, ее озарило, что существует два вида прогулок. Первый – когда ты выходишь за дверь и точно знаешь, что скоро вернешься. Второй – когда ты уверена, что не вернешься никогда.

Город выглядел куда ярче, чем несколько часов назад. Звуки стали пронзительней, и все вокруг казалось не мертвым, а крепко и сладко уснувшим.

Что будет с Кайлом? Ничего, справится. Вначале ему станет больно, но потом все образуется. Легкая боль еще никому не повредила. На прошлое Рождество он мечтал найти идеальную елку, а Британи хотела дерево с характером. Теперь Кайл – дерево с характером. Подумаешь, большое дело. Он уже взрослый.

Британи стояла на углу и размышляла, когда рядом остановился автобус. Двери открылись. Водитель посмотрел на нее и сказал: «Проходите, юная леди».

Внутри было светло и как-то по-хлебному тепло. «Что ж, – подумала Британи, – пусть я не знаю, куда иду, но почему не добраться туда побыстрее?». Она поднялась в салон, поразмыслила, куда ей лучше сесть, и устроилась прямо за водителем.

Стив шел навстречу огням главной торговой улицы города, шел быстро. За спиной осталась банда подростков с петардами и горящий автомобиль марки «хундай». «Хундай» горел так ярко, что стены окружающих домов светились белым. Ночь была тихая, и дым от машины поднимался в небо ровной колонной; пламя почти не шумело – словно воздух медленно выходил из шарика. За огнем Стив разглядел солнечные прожекторы театра – да сегодня премьера! Где же еще быть Глории? Когда он двинулся к театру, мимо пронеслась дюжина полицейских машин с мигалками и выключенными сиренами.

Спектакль уже закончился, прожекторы дали последний электрический залп и потухли. Улица почернела. Стив решил продолжить поиски жены в центре города. Когда глаза привыкли к темноте, из нее выплыли сочные неоновые вывески и огни фар, белые и красные маячки. Сквозь окна ресторана Стив увидел белые скатерти, манящие зажженные свечи, а за одним столиком – тройняшек. Перед ними был праздничный торт в бенгальских огнях. Стив посмотрел направо: там стояла Глория, тоже глядя на тройняшек, на их торт и белые искры. Она плакала.

Стив промолвил:

– Глория, прошу тебя, не плачь. К чему слезы? – Он обнял жену. – Пойдем-ка. Хочу показать тебе одно место.

– Какое?

– Сюрприз.

Стив повел Глорию за угол, где журчал фонтан, играя веселенькими огоньками.

– Вон, гляди, на той стороне площади…

– Что там?

– Сейчас узнаем.

Белое здание было подсвечено снизу, точно торт в голливудском кино. Из торта вот-вот должна была выпрыгнуть танцовщица.

– Пойдем, – пригласил Стив.

Глория посмотрела на табличку. Они собирались войти в планетарий.

– Стив, зачем все это?

– Ш-ш. – Он обнял ее за плечо, и, пока никто не видел, они прошмыгнули за бархатную ленту в длинный тихий коридор. – Сюда. – Стив открыл какую-то дверь. За ней оказалась чистая прозрачная вселенная и звезды, похожие на лужицы детского питания, расплескавшегося по небу. В зале больше никого не было, и Стив попросил Глорию сесть рядом. В самом сердце планетария зажужжали механизмы, завертелась линза, и включились главные проекторы. Стив взял жену за руку. Вместе они стали любоваться северными огнями.

Он повернулся к Глории.

– А что, если бы мы были не людьми, а пришельцами с далекой планеты? Мы отличались бы от остальных землян, и все наши поступки казались бы сверхъестественными и очень важными. Красота, чудо и надежда наполняли бы даже самые простые наши действия. Вот было бы здорово!

– Да, – согласилась Глория.

– А что, если б мы выбросили все наше барахло – дом, книги, плиту, ковры, пыль, – начисто забыли о прошлом и устремились бы в неизвестное?

– Было бы очень здорово, Стив. Правда.

Он слышал только свое и ее дыхание. Звезды молчали. Он пихнул ее в бок.

– Смотри, Большой Ковш.

– Точно.

– А вон Орион.

– Ага.

– Знаешь, Глория…

– Молчи, Стив.

– Почему?

– Потому что слова могут убить чудо.

– Глория, я ведь никогда тебе этого не говорил… Ты очень… ты очень красивая.

Она сжала его руку, и Стив вдруг вспомнил о вещи, которую весь день проносил в кармане брюк.

– Господи, как же я мог забыть? – Он достал из кармана маленькую коробочку и протянул жене. – Глория, дорогая… Хочешь жвачку?

3-

Роджер, как ваш учитель смею напомнить, что хороший автор пишет роман, в котором теряется его личный голос. Мы все мечтаем написать «универсальную книгу» – она будет так хороша, словно у нее и нет автора. В «Шелковом пруде» (Роджер, ну что это за название?!) слишком явственно ощущается ваш голос. Вам нужно потерять свое эго и создать произведение с голосом среднего человека, а не с вашим собственным, Роджер Торп.

Ваши герои похожи на настоящих людей – только не спешите принимать это за комплимент. Персонажи романа должны казаться вымышленными, иначе у читателя не возникнет ощущения, что он читает литературу: смелую, напористую, прекрасную литературу. И что этих людей можно встретить только в книге, больше нигде.