Лэнгли придержал мою лошадь, пока я садилась. Судьба была ко мне милостива, я не запуталась в юбке и сразу села удобно, и Лэнгли повел обеих лошадей — мою и свою — к воротам.

— Кто за нами закроет? — я чуть склонилась к нему, хотя в этом не было смысла, нас никто не мог услышать. — Госпожа Джонсон? Фил?

— Не волнуйтесь, — легко ответил Лэнгли. — Мы проедем мимо ворот.

Там, куда он хотел ехать, слишком гибло. Школа не огорожена полностью, это было и невозможно, забор и ворота стояли со стороны дороги, а дальше, в лес, на лошади отважился бы соваться не каждый. Разве отчаянный конокрад, жадный до наживы до такой степени, что рисковал потерять не только добычу, но и голову на обратном пути.

Лэнгли все еще не садился на лошадь. Мы шли вдоль забора, и мощеная тропка в конце концов кончилась. Летом госпожа Коул высаживала подле забора неприхотливые целебные растения, осенью собирала их, сейчас только пожухлые стебли шуршали под копытами лошадей. Луна, как бывает в это время года, пряталась за низкими облаками, было темно, я различала лишь тени деревьев и кривые ветви, тянущиеся к нам.

Я озиралась. Не искала эмпуса, мне и без него было не очень уютно, и Лэнгли это заметил, достал фонарик и протянул мне.

— Если вам так будет спокойнее. Не переживайте, если нас увидят, увидят и так. Точнее, услышат. Но здесь никого нет.

Фонарик я благодарно взяла, но зажигать не стала.

— Наши лошади могли убежать этим путем?

— Сомневаюсь. Наверное, через лес, — сказал Лэнгли. — Я бы увел их через лес, потому что там их сложнее догнать. Какое-то время по лесу можно скакать быстро. Здесь наоборот.

Откуда он мог это узнать? От Нэн, конечно. Времени кататься на лошадях у них не было, но возможностей для разговоров... ночами хватало.

Я села наконец ровно, распрямила плечи. Так было удобнее находиться в седле, а еще я постаралась себя убедить, что отношения Лэнгли и Нэн меня не касаются. Нэн… если она до сих пор жива, могла позволить себе многое из того, что было недопустимо для меня.

К примеру, влюбиться или испытывать симпатию и не бояться ее выражать. Причина была не в красоте, а в богатстве и титуле. Какие нравы были в ее среде, я знала лишь по романам, но много именитых романистов носили титулы и обладали немаленькими состояниями. Я могла доверять их историям.

Тропинка кончилась совсем, а вместе с ней и забор. Теперь, я знала, по одну сторону — топкое болото, по другую — кустарники, колючие, в которые лошадь не сунется. Но копыта цокали, это меня удивило. Лэнгли — не мог же он читать мысли? — опять заметил с улыбкой:

— Старая монастырская дорога. Их всегда клали там, где не могли сесть в засаде разбойники. А знаете, кто строил эти дороги? Монахи, которым назначили покаяние. Знаете, за что? За совращение монахинь или растрату средств монастыря. И таких монахов было немало, как думаете, какое покаяние назначалось чаще?

Мне понравилась эта игра, она отвлекала от мрачных мыслей.

— Монахини, — уверенно ответила я. — Монахинь больше, чем монахов, которым доверены деньги. А еще госпожа Джонсон сказала, что в женских монастырях предпочитали иметь дело с монахами из Анселских Долин, потому что там более строгие правила.

— Браво! — неподдельно восхитился Лэнгли. — Хотите еще? — И, не дожидаясь согласия, продолжил: — Как вы считаете, почему дороги клали именно так? Почему никто не мог устраивать здесь засады?

Эта задачка была посложнее, и я ненадолго задумалась. С одной стороны болото, с другой — кусты…

— Мало устроить засаду, нужно еще и уйти?

— Вы потрясающи! — объявил Лэнгли. — Верно, а уходить всегда проще в сторону. Так вот, монахи подобным образом избегали грабежей. У меня есть новость плохая — дальше река, старое русло, уже пересохшее, но дорогу за столько лет размыло… Будет немного сложнее.

Я зарделась от его похвалы. И вопросы были не так уж просты, значит, я чего-то все-таки стоила?

— Откуда вы знаете про монахов? — поинтересовалась я.

— Я говорил, что хотел стать историком. — Он остановился, моя лошадь недовольно фыркнула. — Кажется, мне придется идти впереди, а еще мне будет нужен фонарик.

Лэнгли зажег фонарик — больше похожий на маленький факел с газовым фитилем. Этот фонарик я помнила, из кабинета директора, им пользовалась госпожа Рэндалл, а подарила его ей Нэн Крэйг. Сейчас Лэнгли светил себе под ноги, его лошадь шла следом за ним, а позади — я.

Тропинка монахов уже пропадала. Сколько же времени она сохранилась! Покаяния были суровыми, думала я. Мне хотелось спросить у Лэнгли, когда покаяние считалось исполненным, через сто ярдов? Триста? Тысячу? Или пока монах не умрет?

Прошло около часа с тех пор, как мы покинули территорию Школы, и тропинка исчезла окончательно. Деревья отступили, наверное, это и было то старое русло или затопленные низины. Лэнгли вскочил на лошадь, пустил ее медленным шагом, я поехала за ним, размышляя.

Сорок миль, больше суток пути. Неудивительно, что Школа так далеко от старых строений — когда-то эти земли принадлежали Новоявленной Веронике. А каким путем ехала Нэн?

— Господин директор, — окликнула я, — Нэн, госпожа Крэйг, поехала этой дорогой?

— Уверен, что нет, — Лэнгли чуть обернулся. — Думаю, мы с вами ее не встретим.

Имел ли он в виду, что Нэн выбрала другой путь, или подразумевал нечто иное?

Что я вообще о нем знаю, кроме того, что он прислан Советами вместо госпожи Рэндалл? У него великолепные навыки мага, редкие навыки, он умело управляет Школой, он не теряет присутствия духа, когда все идет наперекосяк, он согласился на просьбу госпожи Джонсон сопровождать меня. Но, может, и наоборот, это я сопровождаю его.

Где-то начала кричать птица, протяжно, тоскливо, потом отозвалась вторая, третья, и печальный пересвист продолжался достаточно долго. Лошади коротко всхрапывали. Русло кончилось, снова пошел лес.

Лэнгли погасил фонарик, лошади шли сами, тропинка — теперь уже не проложенная людьми, а просто старая просека, стала шире, и я нагнала Лэнгли и поехала рядом с ним. Он не возражал, но мне показалось, и не был этим очень доволен. Потом он указал мне направо — я свернула, Лэнгли пропустил меня вперед, затем обогнал на полкорпуса лошади.

— Вы не замерзли? — спросил он. — Мы скоро приедем на небольшой хутор. Я посмотрел карты, они, конечно, очень старые, но, думаю, хутор все еще существует…

— Вы знаете, что искать? — Мне было немного холодно, но не настолько, чтобы я пожаловалась Лэнгли. Пока не было ветра, терпимо. — Госпожа Джонсон говорила про книги смертей и рождений. Они, скорее всего, на анселском языке.

— Главное, что в них может быть причина смерти. В монастырских книгах так пишут — писали — не всегда, но при возможности указывали. Знаете, почему? А чтобы никто не мог придраться, что не исполняются заупокойные требы. И еще, но здесь я могу ошибаться, существовало правило, по которому грех можно было отмолить. Что-то вроде… — Он задумался. — Нужно молиться за убийцу долгое время и только потом можно исполнять требы.