– Разумеется, я в восторге от свалившейся на меня чести. – Она внимательно посмотрела ему в глаза, давая понять, что тема закрыта. – Давай не будем ссориться. Хочешь еще вина?

– Я… нет. – Александр встал и расправил свои шелка. – Мне пора идти, – но он не двинулся с места. – У нас были славные времена, Ваноцца. Разве нет?

– Да, очень.

– И… и ты всегда была рада видеть меня.

– Да, это так.

– Ха! – У него поднялось настроение, и теперь он решился спросить: – Я всегда удовлетворял тебя, правда?

Секунду Ваноцца смотрела на него, стараясь скрыть смешинку в глазах.

– Как бык, ваше святейшество, – спокойно ответила она, используя слово, которым раньше любила поддразнивать его в постели. – Впрочем, мы оба были гораздо моложе.

– Хм… – сказал он, будто демонстрируя, что не во всем с ней согласен. Но совсем не то он подразумевал. Не за тем приходил. «Я часто устаю от постельных дел, – вот что он хотел ей сказать. – Иногда я думаю, что разочаровываю ее, а иногда… С тех пор как она вернулась, мне кажется, что мой интерес к ней поугас. У меня так много хлопот. Христианский мир требует постоянного внимания! Однажды ты сказала, что борьба приносит мне больше удовольствия, чем победа. Ты права. Я никогда не устаю бороться. Борьба меня возбуждает. Будешь ли ты на моих похоронах?» Он и сам удивился этим мыслям.

– Мы через многое с тобой прошли, Ваноцца Каттанеи.

Она подняла глаза.

– Думаю, твой путь еще далеко не окончен.

* * *

И так случилось, что на следующий день папа римский не ответил на требования короля Франции, и его величество Карл VIII передислоцировал свои пушки на мост и установил их у крепостных стен замка Святого Ангела. По правде говоря, он чувствовал себя более чем неуютно – будущий крестоносец и истребитель язычества, готовый разрушить святая святых христианского мира. Первые нерешительные залпы не попали в цель, а лишь немного поколебали грунт, как небольшое землетрясение. Артиллеристы перегруппировались и переместили пушки ближе. Пока они с шумом перезаряжали их, стоявшая чуть дальше стена, будто в ожидании следующего удара, обрушилась сама. Размещенная за ней охрана подняла крик. Началась суматоха. Снаружи король, который мог отдать приказ об атаке в любой момент, решил обождать, пока защитники замка унесут искалеченные тела. Полчаса спустя папа отправил гонца с сообщением, что он согласен выполнить большинство основных требований и приглашает короля в Ватикан, где собственнолично окажет ему прием.

Той ночью делла Ровере в гневе извергал протесты на ухо королю, но молодой человек уже был занят выбором подходящей одежды и получал уроки этикета: когда идти туда, когда сюда, когда кланяться, а когда преклонять колено, и как часто целовать ноги его святейшества. Эта встреча имела историческое значение для его величества, и он не хотел, чтобы что-то пошло не так. Он все еще тренировался выходить из комнаты назад спиной, когда делла Ровере в знак протеста покинул город. Узнав об этом, Александр издал радостный крик. Он надел свои церемониальные одежды и стал ждать встречи с королем.

Неделей ранее едва ли нашелся бы человек, который поставил бы в споре на то, что папа выживет. Теперь, зная, что не сможет при жизни увидеть, как сын займет его место на папском троне, Александр особо смаковал этот великий момент. На кухне готовились к пиршеству в честь гостей. Вот он, один из главных талантов Александра: он умел радоваться жизни и, когда дела шли хорошо, был счастлив разделить эту радость с другими.

На то, чтобы оставить город, французам потребовалось куда больше времени, чем на то, чтобы его занять. Четыре недели регулярных приемов пищи и сна на новых соломенных тюфяках в теплых комнатах, когда за окном бушевала зима, поубавили их пыл в отношении Неаполя. Когда в один из дождливых дней им все-таки пришлось натянуть штаны, распихать скромные пожитки по сумкам и погрузиться в повозки, отовсюду раздавались жалобы и проклятия. Дело шло к ночи, а войска все тащились к южным воротам. Горожане, давно потерявшие всякое уважение к людям со сверкающими мечами и длинными пиками, не вышли проводить их. Наоборот, во дворцах и в домах закрывали двери, их обитатели разжигали огонь и кипятили воду, чтобы начать вымывать грязь и выводить вшей. Даже те, кто был далек от политики, поняли, что легко отделались, и их папа показал себя хорошим поводырем, хоть и был одурачен молодой любовницей. Что до Неаполя, многие перед сном вспомнили его в своих молитвах.

В Ватикане Александр, выглядевший просто блестяще в своих церемониальных нарядах, попрощался с низкорослым молодым королем, которого щедро развлекал в течение последних нескольких дней. Тот кланялся и расшаркивался перед ним (не опускаясь, впрочем, до унижений). Папа обнял его как собственного дорогого сына и наговорил много добрых слов, а затем проводил верхом до самых ворот личного сада. Помимо добрых напутствий, Карл увозил лишь туманные обещания Александра в отношении Неаполя: в заложниках у него будет сын папы и кардинал в одном лице, формально способный, когда придет время, надеть корону ему на голову.

Стоило гостю исчезнуть из поля зрения, как его святейшество, Буркард и другие прелаты собрались у окна коридора, ведущего из дворца в замок Святого Ангела, и смотрели, никем не замеченные, как король и Чезаре, щеголяющий в своих лучших церковных одеждах, скачут вместе, словно братья по оружию. Позади гарцевали шесть великолепных неоседланных коней, которые кардинал Валенсии подарил королю в знак уважения, а затем шагали трудолюбивые мулы, нагруженные девятнадцатью сундуками с личными вещами Чезаре.

Вернувшись в свои покои, Александр – впервые с тех пор, как занял папский престол – обнаружил, что рядом нет ни одного из его детей. В любое другое время это стало бы поводом для грустных размышлений, может, даже слез. В другое время…. А сейчас, едва королевский эскорт скрылся за мостом, он позвал к себе посла Испании, который уже давно мерил шагами комнату в ожидании исхода французов.

Чезаре между тем решил извлечь из положения заложника всю возможную выгоду. Армия двигалась на юг по великой Аппиевой дороге, сохранившейся с древних времен. Вновь ею стали пользоваться при Сиксте IV, приказавшем расчистить удобный тракт и кое-где заново вымостить. Погода стояла ясная. Вокруг простирались исторические места. В первый день они раскинули лагерь в Марино, где к ним присоединился принц Джем и его свита. Чезаре много пил и развлекал их сказками о пиратах и разбойниках на дальних морях (где, впрочем, никогда не бывал). Еще не окончился ужин, как прибыли новости из Неаполя. Альфонсо, пробыв королем менее года, в течение которого едва мог спать, мучимый ночными кошмарами, отрекся от престола в пользу сына и уехал на Сицилию, прихватив с собой всех придворных. Французы ликовали, и Чезаре поднял бокал вместе о всеми, про себя надеясь, что его младший брат Джоффре жив и здоров.

В отличие от Джема, который дни напролет проводил в беспамятстве после ночных возлияний, Чезаре был полон сил. Он бегло говорил по-французски и обладал хорошим чувством юмора, а без кардинальского облачения, когда он ходил среди солдат, с интересом слушая военные истории, его было не отличить от француза. Во время привалов он изучал арбалеты и пики. Некоторое время он скакал вместе с головным отрядом легкой кавалерии и поражал всех своими навыками верховой езды, перепрыгивая на ходу с одного коня на другого и гоняя наперегонки с теми, кому хватило глупости бросить ему вызов. Он с любопытством расспрашивал командиров войск и профессиональных наемников, которые продавали свои услуги и своих людей тем, кто предложит цену повыше. Война – то же коммерческое предприятие со счетными книгами, и хорошему генералу требуется владеть экономикой не хуже, чем боевой техникой. Но больше всего его интересовала артиллерия, и он часто бродил среди больших бронзовых пушек (всегда вычищенных и заряженных на случай внезапной атаки) и засыпал канониров вопросами. Сколько они весят? Быстро ли перезаряжаются? Какой толщины стену могут пробить? Короче говоря, это был дружелюбный и очаровательный заложник, и король настаивал, чтобы по вечерам за ужином Чезаре сидел рядом с ним.