* * *

Три месяца спустя, когда солдаты Карла VIII наконец начали просыпаться от праздного забытья, с раздражением замечая зуд в паху, со стороны Сицилии подтянулись испанские корабли, а в Риме при участии папы (несмотря на скандальную репутацию, он все-таки знал, когда работу надо ставить превыше женщин) была поспешно создана Святая, или Венецианская лига. Единственной целью нового альянса было изгнать французов и отрезать их отступление к Альпам.

Французы двигались так быстро, как только может двигаться армия, везущая награбленное добро на спинах тысячи мулов. Карл направился в Рим в надежде склонить на свою сторону Александра (несмотря на предательский поступок, король тепло вспоминал о нем, видя в этом человеке образ идеального отца, которого был лишен). Но к тому времени, как они добрались до Рима, папский двор, во избежание встречи, переехал в Орвието. Когда же они прибыли в Орвието, папа уже был в Перудже. Преследовать его дальше не имело смысла. Из Умбрии французы устремились домой.

Две армии встретились на поле недалеко от Форново, к юго-западу от Пармы. Битва длилась весь день и окончилась для обеих армий и потерями, и обретениями. Ливень намочил порох, и знаменитая французская артиллерия бездействовала. Им все-таки удалось убить больше вражеских солдат, чем потерять своих, и прорваться на север, зато повозки пришлось бросить, и все чудесные военные трофеи достались врагу – вплоть до сундуков с сокровищами короля. В одном из них обнаружилась маленькая книжечка в кожаном переплете, заполненная именами, датами и кое-какими зашифрованными, но дельными наблюдениями.

Но это не единственное, что оставили после себя французы. Везде, где они побывали, и больше всего в Неаполе с его лабиринтами улиц и тесных, перенаселенных домов, распространилась новая болезнь, поражавшая чресла. Доктора не знали, как лечить ее. Симптомы, написанные на лицах больных россыпью гнойников – постыдная и всем заметная отметина, – поначалу быстро прошли, чтобы вернуться без предупреждения через несколько месяцев. Ее обозвали «французской болезнью», и эти слова вместе со словом «бомбарда» прочно вошли в итальянский язык, обозначив еще одно средство ведения войны.

* * *

В Риме, где люди ходили пока со здоровой кожей, было больше поводов для праздника. Папа не только прогнал армию завоевателей, но и отвел от себя и папского престола удар, который грозились нанести два самых сильных врага. Кардинал Ровере сбежал во Францию зализывать раны и выжидать удобного момента, а на юге коварный предатель Вирджинио Орсино был захвачен армией возвращающегося домой короля и брошен в темницу замка Кастель-Нуово на берегу моря: позорная судьба для главы одной из самых влиятельных семей Рима.

Ваноцца вновь вернулась к счетным книгам и виноградникам, ее дом и сады восстановили. Она не спрашивала, что случилось со швейцарскими гвардейцами, которые учинили все эти разрушения, но до нее дошли слухи. К несчастью, король Франции оставил их в Риме присмотреть за его жильем. На следующий же день после подписания договора о создании Святой лиги они вышли подышать свежим вечерним воздухом на Пьяцца-Навона. Из подворотни выскочила группа испанцев и набросилась на них. Численностью они превосходили швейцарцев в десять раз, и драку нельзя было назвать честной. К тому времени, как все закончилось, три дюжины трупов залили мостовую швейцарской кровью, и многие пали от рук двоих нападавших: один был в маске, а лицо другого изуродовано шрамами.

* * *

По одному врагу за раз. Кардинал Валенсии быстро усвоил этот урок.

Когда с местью и празднованиями было покончено, папа распорядился, чтобы все его дети вернулись к нему. Пришло время объединить семью.

Хотя это тщательно замалчивают, сыновья папы охвачены завистью друг к другу.

Посол Мантуи в Риме Март 1497 г.

– Оно великолепно! Повернись еще раз, быстрее. Ах! Ты только посмотри, как меняются цвета при каждом твоем движении! – Молодая женщина кружилась по комнате, ее юбки летели следом. Глубокий красный цвет ее платья отливал дюжиной разных оттенков, а прозрачная ткань накидки ловила и рассеивала свет. – Как твой портной умудрился сделать такую волну, что она придает платью невиданную легкость?

– Она сделана из того же шелка, что и моя сорочка.

– Что? Ты носишь белье поверх платья! А что же под ним?

– Разумеется, еще одна сорочка. Все совершенно прилично. По крайней мере, пока я ее не сниму. – Молодая женщина рассмеялась, и смех ее напоминал звон тысячи золотых монет. – В Неаполе такая мода. Ну, или была, пока не пришли эти неотесанные французы. Ты слышала, что они похитили наших лучших портных и забрали с собой во Францию? – Она пожала плечами. – Но не моего и не того, что шьет для Джоффре. Они уехали с нами, когда мы бежали на Сицилию.

– Как тебе понравилась Сицилия?

– Ох… Грязная. То слишком жарко, то слишком холодно, и множество диких мужчин и женщин. Я не могла дождаться возвращения домой. А когда мы вернулись…

– Что? Что там было? – Лукреция, которая всю войну провела в Пезаро, то изнывая от скуки, то вне себя от тревоги, жаждала услышать страшные истории, героиней которых могла бы себя представить.

– Уф, это было ужасно! Ужасно! Всюду вонь и грязь. Ты не поверишь, чем они там занимались. Они забирали все – гобелены, горшки, белье, изголовья кроватей, резные крышки сундуков, все, что имеет хоть какую-то ценность, они грузили на своих тупых мулов. Даже растения. Ты только вообрази! Наш прелестный арабский сад был просто как рай на земле, а французы взяли и выдрали все цветы и деревья. И для чего? Чтобы они погибли в их седельных вьюках? Увидев это, король зарыдал! Правда. Конечно, он думал, что мы ничего не видим, но он просто не мог сдержаться. – Она театрально содрогнулась. – Что ж, теперь они отправились домой, и Неаполь будет отстроен заново. Так сказал король. Хотя я не понимаю, как он собирается делать это, если все еще борется с мятежниками.

– Мы должны возблагодарить Бога за спасение. А Рим будет тебе хорошим домом до тех пор, пока ты не сможешь вернуться.

– Ах, думаю, он еще долго будет неплохим домом.

– Правда? Даже несмотря на то, что у нас такая скучная мода?

– Мы это изменим. Мы ведь привезли с собой портных. Вот погоди, очень скоро у мужа от твоей красоты глаза полезут на лоб.

– Боюсь, его не волнует, во что я одеваюсь.

– Получается, дело в нем, а не в твоей одежде, потому что ты – прелестное создание. И, уверена, сама прекрасно это знаешь. А раз так, мы подыщем тебе кого-нибудь другого, кто глаз не сможет от тебя отвести.

Хоть они и были одного возраста, новая невестка Лукреции во многом казалась гораздо старше ее. Неаполь был городом жарким и влажным, и его двор был подвержен всякого рода излишествам. Любой, кто родился здесь, очень быстро приобретал необходимые познания. В жилах Санчи, горячо любимой, хоть и незаконнорожденной дочери, текла королевская кровь, и она с ранних лет не отказывала себе ни в каких удовольствиях. В результате смешения двух кровей она была наделена темной, пылкой красотой: оливковая кожа, нос прекрасной формы, полные губы и сияющие темные, почти черные глаза. Санча, сколько себя помнила, использовала свою внешность для того, чтобы самой выбирать, как строить жизнь, и ее муж – мальчишка Борджиа – был единственным исключением из этого правила.