С тем они и удалились. Лыков очень хотел увидеть приезжую шпионку и просил у Продана разрешения погулять на католическом кладбище. Но тот категорически запретил:

– У тебя такой сыщицкий вид, что ты их сразу спугнешь.

Статский советник обиделся:

– Я буду в гриме! Пройдешь мимо и сам меня не узнаешь.

Но подполковник был непреклонен. Тогда Алексей Николаевич с сокрушенным видом простился с ним и ушел. Но не куда-нибудь, а в сыскное отделение. Там отобрал у Грундуля гримерное депо и отнес его к себе в номер. Затем сыщик отправился на Нижний базар. Купил на толкучке костюм нищего попрошайки и католический крестик. Дольше всего он искал необходимую медаль, но ему предлагали все какие-то не те. Или за войну с Наполеоном, или за крымское сидение… Наконец попалась медаль «За взятие штурмом Геок-Тепе», хоть и светло-бронзовая, а не серебряная, зато на георгиевской ленте. Продавец, жадина, требовал пятерину и никак не хотел уступать. Пришлось отдать.

Утром постоялец предупредил коридорного, что задумал шутку-маскарад, надо держать это в секрете и ничему не удивляться. Потом началась работа по превращению чина пятого класса в нищеброда. Гримерные материалы у смоленской полиции были дрянь. Гуммозного пластыря, чтобы вылепить нос, не оказалось вообще. Морщины на лбу и на руках выходили неправдоподобными. А якобы старческая розовая кожа больше смахивала на румянец молодухи… Алексей Николаевич провозился с гримом вдвое дольше обычного и все равно остался недоволен. Он даже усомнился, стоит ли идти на кладбище. Вдруг ряженый будет замечен и все испортит. Но сыщику стало жалко отданных за медаль денег, и он тронулся в путь.

Гостиницу питерец покинул через черную лестницу, под конвоем коридорного Клима. Образ Лыков выбрал самый обычный: старик в теплых бурках, в драном кывняровом насове[60], но с цацкой на груди. Говорить по-польски сыщик не решился и выдавал себя за контуженого ветерана, который лишь мычал… Медленно, постоянно отдыхая, нищий добрался до костела. На Молоховской площади его сначала обругали, потом дали две копейки. В начале девятого дедушка уселся в воротах кладбища и не желал уходить. Наглеца попробовали вразумить и даже позвали городового. Пришел целый околоточный, но увидел медаль на георгиевской ленте и удалился, не сказав ни слова. В конце концов и служки костела, и другие нищие махнули на новенького рукой. И он смог оглядеться.

Место для наблюдения Алексей Николаевич выбрал удачно. Усыпальница Гедройцев оказалась от него в пятидесяти саженях, в конце дорожки. Осталось опознать филеров контрразведывательного отделения. Продан сказал, что их будет четверо.

Двух мужиков, что подправляли могилу, сыщик сразу причислил к топтунам. Третий попавший под подозрение, солдатского вида крепыш, ходил с букетом вдоль ограды. Четвертого было не видать.

Долгих два часа нищий с медалью сидел в воротах кладбища и набрал за это время полтора рубля милостыни. Ровно в одиннадцать часов на дорожке появилась дама. В пыльнике, под зонтиком, в другой руке лорнет в черепаховой оправе. Дама близоруко озиралась вокруг, но уверенно дрейфовала в сторону усыпальницы. Алексей Николаевич отметил, что она вполне себе ничего: с тонкой талией, высокой грудью и приятным лицом. Так вот ты какая, Елена Маргулла…

Ревизорша тем временем прошла мимо склепа Гедройцев и едва не столкнулась с мужчиной в драповой двойке. Лыкову показалось, что дама что-то быстро сунула драповому в карман. Тот отошел в боковую аллею, задержался на секунду перед могильным памятником… Вдруг сыщик увидел, как он выбросил из кармана на землю маленький сверток. И сделал это так ловко, что, похоже, кроме питерца этого никто не заметил.

Как быть? Скорее всего, агент получил секретную депешу от Маргуллы. Но из осторожности тут же от нее избавился. Значит, скоро мимо той могилы пройдет третий человек. Он наклонится, чтобы зашнуровать ботинок, возьмет письмо и удалится, никем из филеров не срисованный.

Так и получилось. Едва вице-резидент вышел за ограду, его сразу взяли под руки два «могильщика». От другого выхода крепыш с букетом уже вел упиравшуюся даму. Пока филеры брали этих двоих, на кладбище появился человек в тужурке железнодорожника. Он подошел к условному месту, нагнулся… Пора!

Лыков поднялся, надел картуз и быстрым шагом направился к железнодорожнику. Вдруг откуда-то сзади выскочил парень в кубовой рубахе. Он крепко взял сыщика за локоть:

– Куда это ты, дедушка, так сиганул? А ну, пойдем со мной.

Вот он, четвертый наружник, понял Алексей Николаевич. Он оглянулся: шпион с пакетом уходил прочь. Как быть?

Статский советник взял парня за ремень, оторвал от земли на пару вершков и сказал шепотом:

– Я от Игоря Алексеевича. Беги за железнодорожником и тащи его к подполковнику. Будь осторожен: у него за поясом револьвер.

После чего вернул наружника на землю. Тот сообразил мгновенно и бегом кинулся в глубь кладбища. А Лыков пошел к костелу.

Там уже собралась целая толпа. Продан с сердитым лицом что-то выговаривал своим людям. Драповый не менее сердито кричал на подполковника. Дама с зонтиком верещала и грозила большими неприятностями. Рядом с безразличным видом стоял пристав Первой части. Филеры не нашли депеши и теперь чувствовали себя одураченными, догадался питерец.

Он приблизился к контрразведчику, и тот сразу же переключился на него:

– Ты что за чучело? Откуда взялся?

Лыков спокойным тоном сказал:

– Сейчас приведут человека в тужурке, письмо у него во внутреннем кармане.

– Как? – Подполковник растерялся. – Вы кто?

Но через секунду сообразил:

– Алексей Николаевич! Батюшки… И что за тужурка?

На этих словах филер в кубовой рубахе притащил железнодорожника, завернув ему за спину руку. И доложил:

– Ваше высокоблагородие, пытался бежать, был при оружии. Вот он мне на него указал.

И кивнул на нищего старика.

Продан грубо обшарил задержанного и обнаружил у него сверток.

– Что это? – обратился он к незнакомцу.

Тот ответил:

– Не знаю. Лежало, я поднял. Думал, кто деньги обронил. Поглядеть не успел, как меня того… и руку так грубо… Я буду жаловаться приставу! Чего он молчит и отворачивается? Безобразие!

Игорь Алексеевич вопросительно посмотрел на сыщика. Тот пояснил:

– Так и было. Драповый выбросил пакет, как только получил его от Маргуллы. А этот поднял.

Ревизорша, услыхав свое имя, сразу перестала кричать. И у драпового слова тоже кончились. Всех троих рассадили по пролеткам, Лыков с Проданом уселись в подъехавший мотор. Вскоре участники задержания оказались в штабе Тринадцатого корпуса.