– А как же его отношения с Вешняковой?

– О каких отношениях вы говорите! – возмутилась Свиридова. – Эта девица присосалась к нему как пиявка и пила из него жизненные соки!

– Какие соки? – уточнил следователь.

– Я имею в виду деньги.

– Он сам вам говорил об этом?

– Ну конечно!

– Как вы думаете, почему Чекуров не составил завещание в пользу своей жены?

– И вы ещё спрашиваете?! – возмутилась Аделаида Петровна.

– Да, спрашиваю. Именно за этим я и пригласил вас сюда.

– Ну хорошо, я думаю, что Юргенев и Вешнякова опутали его своей паутиной.

– Какой ещё паутиной?!

– Лжи и угроз.

– Вы считаете, что они были в сговоре?

– Естественно! Разве вы не знаете, что они были любовниками?

– Понятия не имею!

– Ну, так вот я вам говорю!

– Кто может подтвердить ваши слова?

– Этого я не знаю. Навряд ли Олег был ещё с кем-то так откровенен, как со мной.

Наполеонов подумал, что бал-маскарад, пожалуй, пора завершать.

– Ну что ж, Аделаида Петровна, вы очень помогли следствию. Теперь распишитесь на каждой странице и можете быть свободны. Пока! – добавил он многозначительно.

– Что значит «пока»? – насторожилась Свиридова.

– Пока и значит пока. Если выяснится, что вы ввели следствие в заблуждение, то вас привлекут к ответственности и будут судить.

– За что судить?! – изумилась Свиридова.

– За дачу ложных показаний, вот и статья соответствующая имеется, почитайте.

Оторвавшись от текста, Аделаида Петровна издала вопль, от которого зазвенели стёкла в кабинете.

– Аборигены ранили слона? – сунула голову в кабинет секретарь Элла Русакова.

– Нет-нет, Эллочка, Всё в порядке. Накапай в стопочку валерьянки и принеси.

– Будет сделано! – отозвалась неунывающая Элла и через минуту уже сунула стаканчик с пахучей жидкостью в руки Свиридовой. Та залпом выпила и залилась слезами.

– Я не виновата! – причитала она. – Я только хотела помочь бедной девочке.

– Какой ещё бедной девочке?

– Анечке! У-у-у!

– Вдове, что ли?

– Ну да, – закивала Свиридова.

– Вы виделись с ней?

– Виделась! Она позвонила и хотела поговорить с Верой.

– А Вера что?

– Её не было в то время дома.

– А потом?

– А потом я ей не сказала. Решила, что мне самой лучше поговорить с Анечкой.

– И о чём же вы говорили?

– Она рассказала мне о своей любви к Олегу, о том, как он её бросил, и она теперь осталась нагая и босая.

– А про своего любовника она случайно не упоминала?

– Про какого любовника? – навострила уши Свиридова.

– Это я так, к слову. Значит, Анна Владимировна просила вас оклеветать Сергея Юргенева?

– Ну зачем так грубо? – обиделась Свиридова. – Она просто просила посодействовать.

– Каким образом?!

– Открыть следствию глаза!

– На что?!

– Ну… вы же сами понимаете, что Анечка имела больше прав на эти деньги.

– Нет, не понимаю! Сколько Анна Владимировна Чекурова заплатила вам за вашу гнусную клевету?

– Нисколько! – искренне возмутилась Свиридова. – У меня сын бизнесмен! И я ни в чём не нуждаюсь!

– Выходит, что вы всё это проделали из чистой любви к искусству?

– К какому ещё искусству?

– Искусству подлости! – отрезал следователь.

– Вы оскорбляете меня!

– Вернёмся к нашим баранам. Анна Владимировна предлагала вам деньги?

– Да.

– Сколько?

– Сто тысяч, – презрительно сморщилась Свиридова.

– И вы отказались?

– Естественно!

– Так, вот вам лист бумаги, ручка и пишите всё подробно.

– Что писать?

– Правду!

– Но…

– Или подписывайте эту галиматью, что вы мне тут наговорили, и ваш сын насушит вам сухари.

– Я не люблю сухари!

– Если и дальше будете давать ложные показания, то обещаю вам, что вы не только сухари полюбите, но и многое другое.

– Я хочу позвонить сыну!

– Звоните, – согласился следователь.

Аделаида Петровна набрала номер телефона сына и стала быстро тарахтеть в трубку, а потом вдруг резко замолчала, точно прикусила язык.

А следователю оставалось только наблюдать чудную картину – сначала лицо Аделаиды Петровны стало пунцовым, потом побледнело, затем стало смахивать на картины Пабло Пикассо.

«Эко, однако, её перекосило, – подумал Наполеонов, – интересно, чего это ей сыночек сказал».

А когда лик Свиридовой вытянулся и приобрёл зелёные оттенки, она положила трубку, взяла ручку и стала молча писать.

Строчила она, не отрываясь, минут двадцать, потом пододвинула исписанные листы бумаги следователю и голосом умирающей попросила воды.

Наполеонов щедрой рукой налил из графина стакан до краёв и протянул его Аделаиде Петровне. Та стала жадно пить, не замечая, что вода льётся ей на блузку и на колени.

Следователь остался доволен написанным, проверил, все ли подписи на месте, и отпустил Свиридову восвояси.

– Шапокляк отдыхает, – пробурчал он, когда дверь за посетительницей закрылась.

Оперативники тем временем, выполняя поручение Наполеонова, опрашивали всех соседей любовника Анны Чекуровой Виталия Константиновича Лукьянова, надеясь отыскать среди них того, кто видел Виталия в тот день.

Видеть его никто не видел. Сосед за стенкой справа сказал в сердцах, что он Виталика не только не видел, но и не слышал.

– Что вы имеете в виду? – заинтересовался оперативник.

– То, что, когда он дома, у него постоянно горланит музыка! Уже сколько раз просил этого паразита не врубать на всю катушку. У нас ребёнок маленький, – пояснил сосед, – а ему всё до лампочки. В этот же день за стенкой было тихо. Поэтому, думаю, что дома его не было.

– Его мать говорит, что Лукьянов весь день был дома.

– Мать, – усмехнулся сосед, – да у меня тёща и та всегда говорит: «Сынок, если что, я тебя юбкой прикрою».

– Хорошая у вас тёща, – усмехнулся Ринат.

И тут же послышалось: