Магда расхохоталась, а потом изящными наманикюренными пальчиками стряхивала слезинки с ресниц. Когда Мирослава и Ян ушли, Морис предложил ей показать библиотеку, которой он гордился, хоть и была она Мирославиной.

– Нет, библиотеку потом, – решительно заявила Магда, – пойдёмте лучше на кухню, вы нальёте мне чашечку вашего фирменного чая, и я выпрошу у вас рецепты блюд, которыми вы нас сегодня потчевали.

– О, это запросто, – отозвался Морис с улыбкой, – пока вы пьёте чай, я отсканирую рецепты.

– Я буду пить стоя! – заявила Магда.

– Почему? – удивился он.

– Потому что я буду стоять рядом и смотреть, как вы сканируете, – весело рассмеялась она.

– О, это пожалуйста, – ответил он с дружелюбной улыбкой.

И потом, чувствуя совсем рядом с собой головокружительный аромат её духов, он думал о том, что, как бы ни была хороша эта женщина, самая красивая и желанная из всех для него Мирослава. Его Мирослава!

И если бы он был волшебным сказочным зеркалом, то на вопрос, кто на свете всех милее, всех прекрасней, всех белее, всегда бы отвечал: Мирослава Волгина. А ещё она самая смелая, самая мудрая и вообще самая-самая.

– Простите, вы о чём-то задумались, – услышал он струящийся, как шёлк, голос Магды.

– Да, немного, – улыбнулся он, – извините.

– Не за что.

Она взяла из его рук отсканированные рецепты и предложила:

– Пойдёмте поищем вашего кота, мне очень хочется его потрогать.

– Пойдёмте, – улыбнулся Морис, которому было приятно, что Магда сказала не Мирославиного, а вашего кота. – А насчёт потрогать, это нужно спросить у него, – добавил Миндаугас.

– Кот под стать хозяйке, – рассмеялась Магда.

Морис согласно кивнул.

Они нашли Дона в гостиной на диване. Кот сегодня был в хорошем расположении духа и не возражал против того, чтобы красивая гостья немного погладила его. Он даже помурлыкал ей несколько минут, выказал своё гостеприимство.

– А у нас собака, – сказала Магда.

Дон презрительно фыркнул. Морис покосился на кота, но всё равно сказал:

– Я люблю собак и надеюсь, что когда-нибудь она у нас появится.

Кот спрыгнул с дивана и гордо покинул гостиную.

– Мне кажется, он обиделся, – тихо проговорила Магда.

– Ничего, он отходчивый, быстро забывает.

В это самое время Мирослава привела Яна в свой кабинет и попросила взяться за защиту Марии Куприяновой.

– У тебя есть в этом свой интерес? – сразу спросил Ян.

– Нет, – честно ответила она.

– Тогда почему?

– Клиент, по поручению которого я расследовала дело, попросил найти хорошего адвоката.

– Кто будет платить?

– Он.

– Кто она ему?

– Дочь умершей любимой женщины и его убитого друга.

– Убитого Куприяновой?

Мирослава грустно кивнула.

– Давай в двух словах.

Она коротко изложила ему суть дела.

Он задумался, потом сказал:

– Мне нужно поговорить с твоим клиентом, Сергеем Юргеневым, если я правильно понял.

– Да, правильно.

– Пусть позвонит мне завтра в десять утра.

– Хорошо.

Мирослава больше ни о чём не стала спрашивать Яна, и они вернулись в гостиную, где обнаружили Мориса и Магду, горячо обсуждающих преимущества и недостатки кошек и собак.

Через некоторое время супруги уехали домой.

А через два дня Мирославе позвонил Сергей Юргенев и поблагодарил. Ян Белозёрский взялся за защиту Марии Куприяновой.

В первое воскресенье апреля Мирослава, Морис и Шура сидели на кухне, пили чай с яблочным пирогом. И их разговор как-то сам собой, незаметно для беседующих, скатился к вопросу справедливости и несправедливости бытия, смысла жизни. У каждого из них была своя версия.

А под конец Наполеонов неожиданно выпалил:

– А знаете что, ребята, я думаю, что вся наша жизнь здесь и сейчас не что иное, как проверка на вшивость.

Морис и Мирослава сначала оторопели.

– Проверка на вшивость?! – спросили в один голос.

– Ну да!

Но, немного подумав, они с ним согласились.

Ведь и впрямь в итоге ничто не будет иметь значения – ни накопленные трудом праведным, а чаще неправедным, богатства, ни полученные почести, ни завоёванные, часто огромной ценой, карьерные вершины, а только следы, оставленные нашими помыслами, деяниями и поступками, только свет или тьма души.

Так что вся жизнь наша и впрямь не что иное, как проверка на вшивость.