Подавали баранью отбивную с мятным соусом. Что-то вроде подливки из расплавленных мятных леденцов. Гарнир — зеленый горох, жаренный в кипящем масле. На сладкое — рулет из непропеченного теста с огромным количеством сахара, залитый приторным кремом. И чай с молоком.

Давились, но ели. Правда, чтоб похвалить все это, вежливости уже не хватило…

Lunch Time — обеденный перерыв. Забавно наблюдать, как клерки из банков лондонского Сити поедают знаменитый английский Fish&Chips — рыбу с картошкой. В котелках, с иголочки одетые, держат в руках кульки и пальцами отправляют в рот их содержимое. Кусок жареной трески, картофель фри, похожий на вату, а сверху все это залито уксусом и густо посыпано солью. Вонища вокруг — хуже, чем в советской столовке семидесятых годов. Но им нравится. Традиция. Эту треску еще их предки ели, и ничего — полмира завоевали.

Еще одна интересная деталь английского быта — Luncheon Vouchers. Обеденные ваучеры. При оформлении на работу во многих фирмах так и пишут: зарплата — столько-то в фунтах и плюс — столько-то в обеденных ваучерах. Бумажки с номиналом вроде денег. Но потратить их можно только на еду и только в тех ресторанах и кафе, на дверях которых есть наклейка, извещающая о том, что их здесь принимают. То есть у фирмы есть соответствующий договор с сетью кафе и ресторанов. Фирма меньше платит, а у британского общепита есть постоянный клиент. Поскольку в другом месте эти бумажки не истратишь.

Еще одна мерзость — бобы в томате на жареном тосте. Это они часто на завтрак предлагают. В вагон метро утром после этого не войти.

Как они пьют чай с молоком, мне тоже было непонятно. А чай с лимоном в некоторых ресторанах называется Russian Tea — Русский чай. Приятно.

Считается, что такое издевательство над продовольственными товарами коренится в английской истории. Главное — чтобы сытно. Поскорее утолить голод. На гурманство времени нет — нужно отбиваться от врагов и завоевывать новые колонии.

Как-то раз даже министр здравоохранения выступал по телевидению: нам необходимо изменить свои кулинарные привычки! Поскольку избыток мучной и жирной пищи крайне отрицательно сказывался на состоянии здоровья нации.

На этом безрадостном фоне «русский ужин» был немаловажным фактором в нашей работе с «орлами». Тем более что в «Закрытом секторе» почти все умели неплохо готовить. Настоящий борщ, пельмени, русские пирожки. Конечно, под водку. Тому, что после стопки нужно закусывать, причем не чипсами или солеными орешками, «орлов» тоже нужно было учить. Потому что, когда они усваивали, что после выдоха холодная водка идет очень мягко, закусывать часто забывали. С самыми плачевными последствиями.

Студент. Это было не только «крышей». Я действительно учился. В свободное от остальной работы время. Сначала — английский. Частных языковых школ в Англии было огромное количество. С красивыми названиями. Ведь во всем мире без хорошего английского приличной карьеры не сделать. Сюда стекались студенты со всего мира. Пожалуй, не осталось на свете ни одной страны, выходца из которой я не встретил бы во время обучения в Англии. Многие из них не понимали тонкостей британской системы образования. Того, что школы здесь есть признанные и непризнанные. То есть за деньги будут учить английскому, тем более что безработных англичан на острове хватает. Название у школы или колледжа будет самое красивое: что-нибудь «королевское» или связанное со словами «Кембридж» и «Оксфорд». Герб нарисуют со львами да с коронами. Но окончании диплом красивый дадут. А потом, когда довольный студент пойдет с этим дипломом устраиваться на работу, выяснится, что школа эта — непризнанная. Так что диплом можно на стенку повесить. Дома. Мне рассказывали, что американцы любят вешать свои дипломы в туалете. Туда, рано или поздно, заходят все гости, а потом возвращаются и восхищенно говорят: «А я и не знал, что ты окончил Высшие курсы подготовки к преодолению жизненных трудностей!»

Но подобные школы принимают только иностранцев, так что они в этих тонкостях, как правило, не разбираются. Потом, окончив обучение, поедут домой. Там, в далекой заграничной стороне, этих юридических тонкостей могут и не знать. А если и узнают, то не будет же студент тратиться на новую поездку в Англию, чтобы скандалить из-за непризнанного диплома! Тем более что никто ему ничего не обещал. Такие непризнанные школы в Англии называют «Cowboy College» — «Ковбойский колледж».

Первая моя школа оказалась именно такой. Приходит на урок бывший английский безработный и с улыбкой говорит наивным иностранцам:

— Ну что нам грамматику учить! Она ведь в английском языке все равно исключениями переполнена. Давайте лучше в игру «шираз» сыграем — слова будем угадывать, очень хорошо правописанию помогает.

Единой программы нет. Но по-английски говорят. Ученики ушами хлопают, хозяину денежки капают. Все равно скоро все разъедутся.

Пришлось искать другую. Нашел я ее на Оксфорд-стрит, одной из главных торговых улиц Лондона. Здесь мне повезло с учителем— чудаковатый худощавый англичанин по фамилии Хьюз был помешан на грамматике. К тому же оказался убежденным антикоммунистом, что облегчило наше взаимопонимание. Государственный экзамен по английскому языку я сдал благодаря его дотошности. С этим сертификатом я имел право сдавать вступительный экзамен в высшие учебные заведения Англии.

В этой школе я познакомился с симпатичной девушкой из Испании. Она подчеркивала, что не является испанкой, она — из Страны Басков. На их языке — «Эускади». А я все ломал голову, как назвать ее по-русски — «баскачка», «басканка» или «баскетка»?! Неважно, симпатичные девушки из самых разных стран сменялись в английских школах каждую неделю. Но с этой девицей мы как-то прогуливались но Лондону, и на знаменитой улице Флит-Стрит я заметил вывеску: «Колледж журналистики». Записал адрес. Послал туда письмо с запросом об условиях приема, получил ответ вместе с брошюрой. Стоимость обучения меня несколько напрягла. Я запросил центр.

К моему приятному удивлению, штаб ответил согласием. Во-первых — обучение журналистике обеспечивало мне «крышу» на два года, во-вторых — диплом повышал мою квалификацию как будущего работника «Системы». НТС не боялся вкладывать деньги в кадры. Конечно, это касалось не только меня: Диме Рыбакову оплачивали курсы английского, другой работник «Закрытого сектора» за счет «Системы» изучал французский, а потом поступил в Сорбонну.

Свое увлечение французским я не стал бросать и в Англии. Записался в «Альянс Франсэз» — школу французского языка, которую посещал по вечерам. Так что из дома я выходил около девяти утра, а около девяти вечера возвращался со всех деловых встреч по линии «Закрытого сектора» и учебы.

* * *

Начало восьмидесятых. Умер Брежнев. Андропов пытался спасать социализм по-своему — укреплял дисциплину. Людей, прогуливающих рабочее время, отлавливали по кинотеатрам, баням и на улицах. Как будто социализм от этого станет более жизнеспособным. Диссидентов пересажали почти всех. Сахаров находился в ссылке в Горьком. Противостояние с Западом достигло наивысшего со времени «разрядки» пика. В 1983 году возле Сахалина сбивают корейский пассажирский самолет. Сначала Советы отмалчиваются. Потом начинают рассказывать про шпионаж. Па пресс-конференции западные журналисты задают простой вопрос: советские пассажирские самолеты неоднократно совершали нарушения, пролетая над западными военными базами. Означает ли, что после сахалинской трагедии Запад имеет право сбивать самолеты «Аэрофлота», если они отклонятся от курса возле военных объектов? Ответа не последовало.