И вдруг она расплакалась, но, плача, не могла не смеяться одновременно: это были первые слезы облегчения за много месяцев ожидания, отчаяния и надежды. Или даже не месяцев — лет, прожитых с горькой уверенностью в том, что ни любви, ни веры не существует на свете. И, вызывая горячий стыд, полыхнула в памяти фраза, услышанная ею о себе давным-давно на барселонском пляже: «Алмазная леди». Тогда, узнав, какой ее видят со стороны, Саша испытала нечто вроде злой гордости… «Говорите, „алмаз“? Верно, алмаз! Должна же я отгородиться от вас, готовых меня предать, всеми своими гранями!» Но сейчас, омывая лицо столь непривычными счастливыми слезами, она готова была кричать всем этим людям, знавшим ее в прошлом, о том, как они обознались, приняв уродливо застывшую от боли душу за окаменевшую навек. Вот, посмотрите на ваш несокрушимый камень: тает на глазах…

Даже имя у нее было какое-то вычурное, нерусское — Инга, а уж внешность — тем более: в ее-то годы — ни намека на женские округлости, поджарая вся, подобранная, как борзая собака. Официально это, кажется, называется «спортивное телосложение», но что название, если на женщину ты толком не похожа! Да еще и рост невысокий: ну ни дать ни взять — мальчишка-подросток. Из тех, что любят огреть портфелем по голове.

Кстати, о голове: прическа у Инги была соответствующая — вперед, к спортивным рекордам! Не ежик, конечно, но слишком короткая для женщины. К тому же вызывающая. Мол, смотрите, какая я молоденькая — могу себе позволить, чтобы в шевелюре была целая палитра из рыжего, бордового и иже с ними! А ведь мы с ней одного возраста! Но Инга, похоже, не заморачивалась тем, что каждому возрасту — свой внешний вид: шорты, маечки, мини-юбки… Словно и не мать своей десятилетней дочери, а старшая сестра. Так же бегает вприпрыжку…

Признаться, для меня оставалось мучительной загадкой, почему приходящие и уходящие годы скатываются с нее, как с гуся вода. Я внимательно изучала ее лицо: да, морщинки имеются. Да, кожа не так безупречна, как в юности. Да, когда она смеется, вокруг глаз неизбежно обозначаются «куриные лапки». Но при этом — девчонка, черт ее побери! Что ж (на этом месте размышлений я обычно снисходительно усмехалась), пусть себе тешится этой иллюзией вечной молодости! Я в отличие от нее готова спокойно признать свой возраст и не чураться его.

А ведь при первом знакомстве — стыдно сказать! — я восхитилась ее «вечнозеленой» внешностью. Восхитилась и тем, какие удивительные вещи она рассказывает о своих предках. Оказывается, имя Инга считалось в их семье чем-то вроде реликвии — памятью о скандинавских корнях. Давным-давно, еще в петровские времена, шведский мастеровой Инге, корабельный плотник, появился в России, как и множество других иноземных мастеров, выписанных царем-реформатором для строительства флота. Параллельно с исполнением своих прямых обязанностей этот Инге успевал бегать на свидания к некой местной красавице и добегался до того, что решил повести ее под венец. Однако — вспомним крепостное право! — барин, владевший девушкой, отказался продавать свою собственность. Возможно, он рассчитывал, что швед пойдет на попятный, а красавица, отплакав свое, уступит настойчивому барскому интересу, но скандинав оказался непоколебим. Он остался со своей возлюбленной на долгие годы, и со временем барин, махнув на все рукой, позволил сыграть свадьбу. А швед к тому моменту уже вполне обжился в России, да и хлопотно было возвращаться на родину с десятком внебрачных детей от его большой русской любви. Так и потянулась эта романтическая история через века — к правнукам и праправнукам. А в их числе — и к Инге.

Выслушав эти красивые небылицы год назад, я, помнится, восхищенно поддакнула: ах, любовь, любовь! Но сейчас мне претило воспоминание о своей восторженной реакции: теперь-то я понимала, что определяющим для Инги в тот момент было не занять друзей интересным разговором, а выделиться на общем фоне любой ценой. Да, собственно, это было лейтмотивом всего ее существования — выделиться! Ценой невероятных россказней, ценой немыслимого цвета волос, ценой противоречия собственному возрасту. Мне бы не принимать близко к сердцу ее вечное стремление быть «впереди на лихом коне», но почему-то я никак не могла не чувствовать себя уязвленной. Этот огненный вихрь на голове, это тело-струна, эти завораживающие рассказы… Ну зачем это все взялось в моей жизни?! Кто просил?! И когда наконец я избавлюсь от этого наваждения, вернувшись к врачующему душу покою?!

Навязчивые мысли об Инге не давали мне проникнуться благостью именно в тот момент, когда я должна была находиться в самом умиротворенном состоянии духа — по дороге в рай на земле. Такой существует, и не надо смотреть на меня с недоверчивой улыбкой. Если ехать из Москвы строго на юг, то часа через полтора (на скоростной электричке) или часа через два (на обычной) вы попадете на станцию под неброским названием «Крупино», и прошу вас не раздумывая выйти именно здесь. Здание вокзала ухожено и выкрашено в лимонный цвет, перемежающийся розовато-желтым. Это вас развеселит и заинтригует: с чего бы вдруг такая радость жизни? Но проезжая по городку в направлении пансионата «Чистый бор», вы получите еще бо́льшую порцию удивления и веселья: едва ли не каждое здание в Крупине радует душу своим цветом, а городок в целом — своим видом. На свежеотштукатуренных зданиях — калейдоскоп розового, желтого, салатного, небесно-голубого. Местная станция «скорой помощи», равно как и баня, потрясает взгляд своими колоннами и ярко-оранжевым фасадом, а улицы перемежаются скверами, фонтанами и декоративными арками. Мне не раз рассказывали, что глава местной администрации управляет городом совсем не так, как положено нормальному чиновнику средней степени бездушности. Да, господин Челупанов каждое утро садится со всеми своими помощниками в автобус и объезжает город с целью высмотреть, где что не так. Если где-то что-то не радует глаз и душу, то Челупанов тут же высаживает одного из своих административных орлов на этом объекте — разбираться, — а к вечеру забирает с отчетом о проделанной работе. Сказка, да и только! Но еще больший шанс побывать в гостях у сказки предоставляется тем, кто держит путь в пансионат «Чистый бор» на берегу Оки, в семи километрах от Крупина.

Впервые увидев лес, в котором как грибы вырастали домики пансионата, я была поражена: нет, даже сосновый бор не бывает настолько светел! Практически лишенный подлеска (из-за частых пожаров), он до того прозрачен и чист, что можно гулять по нему в босоножках. И в шортах — редко растущие сосны не царапают ноги, высоко вознося свои раскидистые ветви, а благодаря какой-то удивительной причуде микроклимата с травы не поднимаются комары. Разве что в дождливую погоду. Но что удивительно, и после самых сильных дождей лес остается приятно свежим, не утопая при этом в лужах: песчаная почва жадно впитывает влагу.

Метрах в ста ходьбы от пансионата, в сырой низинке, имелся родник, куда мы с дочкой ежедневно ходили за чистой водой. Впрочем, вода из-под крана в нашем домике бралась из того же слоя подземных вод, откуда стремился родник, а потому была безупречна в отношении чистоты. Как был безупречен и сам домик. Бревенчатый с высоким крыльцом, на котором Алеся любила раскладывать игрушки, он благоухал свежим деревом и заставлял забыть о том, что вы находитесь на бренной земле, а не в райских чертогах. Кровати в домике не скрипели, окна закрывались легко и бесшумно, стены исправно грели в холода и давали прохладу в зной; на голубоватой плитке в санузле резвились дельфины, трубы не текли, а душ весело хлестал измученное в городе тело… Мало того, еда в столовой была разнообразной настолько, что не надоедала в течение месяца, а горничные производили впечатление людей, запрограммированных на любезность. Администрация же воплощала собой почти нереальный для нашей действительности, но общепринятый в мире тезис «клиент всегда прав».