Но он невероятно убедителен в этом.

Гейдж поприветствовал всех с напускной грубостью, которая удивила меня, но остальные не моргнули и глазом. И сейчас, за столом, он вальяжно облокотился на спинку стула, что в исполнении Келлана смотрелось бы непристойно. А у Гейджа выглядит величаво. Лула сидит слева от меня, напротив Нади, синеволосого создания, которое оказалось сиреной. Большинство фейри-одиночек, обладающих способностями к стихийной магии, попали под ее покровительство, включая дезертировавших рыцарей-гоблинов из моего собственного двора. Я бы хотела расспросить ее о них, но не думаю, что мне стоит делать это в присутствии Солиэль. Исла остается стоять на некотором отдалении позади Гейджа, сцепив руки за спиной. Мне не по душе то, что ей не позволено присоединиться к нам. Ее лицо бесстрастно и непроницаемо, она отрешенно взирает вдаль.

Во время нашего знакомства Лула ни разу не упомянула о своем наследии фейри. Я бы не осмелилась спросить ее об этом сейчас, не после того, как она ущипнула меня за «бесследное исчезновение» и «умышленное разорение кофейни». Но она не отказалась занять место рядом со мной. Практически явное признание наших сложившихся дружественных отношений. У нее есть ко мне вопросы, и она, кажется, не стесняется озвучить их перед остальными.

Пока пара похожих друг на друга мужчин-эльфов с нежно-розовой кожей расставляют блюда на столе, Лула набрасывается на меня.

– Где ты, черт возьми, была? – задает первый вопрос она. Солиэль выглядит так, будто по ее тарелке ползет что-то мерзкое, но остальные, судя по всему, не возражают.

– Я… – Я не уверена, насколько честной мне стоит быть. Мне не хочется в присутствии других признаваться в своих проблемах с использованием магии. Я сопротивляюсь желанию оглянуться, чтобы определить, внимательно ли они смотрят на меня. – Я была в Лощине. Осваиваюсь.

Лула хмыкает. Сейчас на ней нет чар, но ее лицо совсем не отличается от того, что я постоянно видела в кофейне. Ее красота поразительна, но она всегда была такой. Я перебираю в уме известные мне виды фейри, но ничего не подходит.

– Это правда, что вы не знали о своем наследии? – спрашивает Надя с другого конца стола. Ее голос глубокий и мелодичный, и я отмахиваюсь от внезапного желания найти ближайший пляж. Я поднимаю взгляд на Гейджа, но тот ковыряется в своей тарелке и даже не смотрит в мою сторону. В любом случае этот вопрос кажется вполне безобидным. Мы не смогли бы это скрыть.

– Да, – отвечаю ей. Я делаю маленький глоток из стоящего передо мной кубка. Вино Летнего Двора скользит по моим рецепторам, но оно не сравнится с зимними напитками, которые подают в Подземелье. – Меня воспитали с верой в то, что я человек, – признаюсь я.

Солиэль шумно выдыхает.

– Бедняжка, – говорит она, будто быть человеком – это участь, на которую она никогда бы не согласилась по доброй воле. – И ты почти не видела придворной жизни, – добавляет с нежностью.

Я хмурюсь.

– Я присутствовала на пирах Неблагих.

Она хихикает, перебивая мои слова.

– О да. Мой брат с удовольствием захаживает туда. – Я бросаю взгляд на Келлана, который, разозлившись, застывает на другом конце стола.

– Что я могу сказать? Мне нравится прозябать в трущобах, – говорит он с презрением в голосе. Солиэль, кажется, не замечает, что эти слова предназначаются для нее.

Гейдж хрустит шеей, разминая ее.

– Нам нравится портить твою репутацию, маленький принц.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Мне не нравится, когда я – не самый грубый человек за столом.

– И все же, – говорит Солиэль, в ее голосе проявляются нотки недовольства, когда ее взгляд блуждает между ними. – Ты не видела настоящего праздника фейри. – Она смотрит на меня, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не ляпнуть, что празднество Неблагих – тоже настоящий праздник фейри. Взгляд Гейджа способен поджечь стол. И под ногами ощущается легкая дрожь. Заметили ли это остальные?

Келлан заговаривает прежде, чем Гейдж решился на ответ.

– Что ты задумала, сестра? – произносит он, стиснув зубы, словно заранее репетировал эту фразу.

Она накалывает вилкой кусочек дыни на своей тарелке. Ее глаза вспыхивают чародейным сиянием, когда она отвечает:

– Я думаю о бале. Чтобы отпраздновать Вознесение приспешницы тьмы. – Дрожь прекращается, но выражение лица Гейджа не меняется.

Ухмылка Лулы становится по-настоящему зловещей.

– О да. Я всеми руками «за».

Я оглядываю фейри, сидящих рядом со мной за столом.

– Не думаю, что в этом есть надобность. – Особенно если эта идея так взбудоражила Лулу.

– А я думаю, – приторно-сладко начинает Солиэль. – Это единственный праздник, который будет посвящен тебе. Поскольку никто не сможет присутствовать при твоей коронации.

– Да? – переспрашиваю я, оглядывая стол.

– Коронация при Неблагом Дворе – это таинство. Никому, кроме прежнего правителя и нового, не дозволяется при нем присутствовать, – Надя отвечает мне.

Я смотрю на Гейджа, и тот согласно кивает.

– Коронация происходит сразу после испытаний. Никаких фанфар.

– Мне никогда и не нравились фанфары, – отвечаю я.

Уголок его рта дергается.

– Ты заслужила этот праздник, ясноглазка, – говорит он мне, а затем переводит взгляд на Солиэль. – Она будет сильнейшей Темной королевой из тех, что повидал Двор за многие века, – говорит он ей. И не только я замечаю угрозу в его словах, даже если они пропитаны ложью.

– Приятно будет увидеть еще одного сидхе на троне. Даже во Дворе чудовищ. – В словах Солиэль слышится предостережение. Взгляд Лулы с таким интересом перескакивает с одного на другую, словно ей не хватает миски попкорна, чтобы наблюдать за разворачивающимся спектаклем.

Надя, кажется, уже пресытилась их выходками.

– Бал должен состояться на нейтральной территории. Я с радостью приму гостей. – Ее голос успокаивающий и мелодичный. И мне хочется поблагодарить ее за это, но я держу язык за зубами.

Лула, продолжая усмехаться, оглядела всех присутствующих.

– Пусть это будет маскарад, Надя, и я предоставлю вам любую помощь.

Надя, к ее чести, не подает виду, что напугана Лулой. Она не улыбается в ответ и только нерешительно кивает в знак согласия.

– Кажется, звучит… весело.

Солиэль приподнимает свой бокал в знак одобрения.

– Тогда решено. Праздник, достойный новой королевы.

Гейдж следом за ними поднимает свой бокал.

– Хорошо-хорошо. – Его тон холоден. Он бросает вызов, самоуверенный и удовлетворенный тем, что ему не нужно давать никакого вежливого ответа.

Келлан нарушает возникшее напряжение, осушая свой бокал и опуская его на стол с громким звоном.