Виктории очень тяжело было пережить эти два дня. Она либо сидела в своей комнате, либо гуляла. Следующим вечером в гости приехал дон Санчес Эуфемио — дальний родственник доньи Офелии. Это был один из скучных вечеров, которые проходят по одному сценарию независимо от времени года. Дамы пили чай со сладостями, а мужчины обсуждали политические новости. Виктория уже несколько раз подавляла зевоту. Она умирала от скуки, а Эуфемио Санчес еще больше нагонял на нее тоску своими рассказами. К сожалению, уйти было нельзя. Она ведь дама, ей полагалось слушать. Можно было, конечно, сослаться на головную боль…

Не в первый раз Виктория измученно улыбалась сорокалетнему дону Эуфемио, прикрываясь маленькой чайной чашкой. Он распускал перед ней перья. Иногда девушка с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться в лицо этому напыщенному павлину. Что они знали о внешнем мире? Они никогда не покидали уютных домов, никогда не видели чужих стран. Ей же было о чем рассказать… Но ее никто никогда не слушал. Она ведь женщина, и ей не следует много болтать.

Виктория подавила очередной приступ зевоты, наблюдая за тем, как дон Эуфемио поглаживает отвратительные напомаженные усы, как он хвастается и надменно осматривает присутствующих, проверяя, оказывают ли ему должное внимание. Это был маленький, слишком полный мужчина. Что-то лукавое было в его глазах, и Виктория это заметила.

«Педро он бы не понравился», — вдруг пришло ей в голову.

— Расскажи нам что-нибудь еще, мой дорогой Эуфемио, — любезно сказала донья Офелия. — Я слышала, ты недавно вернулся из путешествия в Патагонию?

Виктория быстро помешивала чай ложечкой. «Ах, значит, этот маленький поросенок все же выбирается из своей эстансии, и даже довольно далеко. В Патагонию».

Она задумалась над тем, что ей известно об этой местности, но решительно ничего не могла припомнить, хотя об этом наверняка говорили на «Космосе». Она бы расспросила Юлиуса, если бы тот еще раз приехал к ним. Но его последний визит состоялся три месяца назад.

Дон Эуфемио потянулся за эмпанадой, пирогом с начинкой, откусил и, все еще жуя, заговорил:

— Ах, я совершенно не знаю, любезная донья Офелия, с чего мне начать и что вообще достойно ушей милых дам.

«О небеса, — подумала Виктория, — наконец-то представилась возможность скрасить хоть немного смертельную скуку, и теперь дон Эуфемио церемонится, как старая баба!» Девушка поставила чашку на стол, мило улыбнулась и наклонилась к дону Эуфемио.

— Ах, прошу вас, расскажите, расскажите же мне, — стала умолять она.

Виктория даже не взглянула на свекровь, которая, казалось, пребывала в ужасе от такой настойчивости. Столько правил, нельзя же их все выполнять! К тому же Виктория не давала обета молчания. Может, ей повезет и этот вечер все же станет немного интереснее.

Дон Эуфемио с довольным видом посмотрел на нее. Ему, очевидно, нравилось, что его наградила вниманием красивая молодая блондинка. Несколько секунд он раздумывал, с чего начать, и потом выпалил:

— Ну, я видел там настоящих дикарей.

— Дикарей? — Виктория вопросительно взглянула на него.

— Индейцев. — Эуфемио заважничал. — Но не таких безобидных, как здесь, у нас. Там, внизу, есть настоящие дикари. Нужно держать ухо востро, иначе можно получить нож под ребро и закончить жизнь в котелке над костром.

— Дон Эуфемио! — воскликнула донья Офелия, качая головой. — Стоит ли заводить такие разговоры в присутствии дам?

Эуфемио приободрился и продолжил:

— Мапуче — так называют себя некоторые из этих дикарей. Они почитают семерых богов.

— Семерых богов! — воскликнула донья Офелия, исполненная отвращения.

— Да, моя дорогая Офелия. — Дон Эуфемио серьезно взглянул на нее. — Я не знаю, подходит ли такой разговор дамам. Нам стоит побеседовать на темы, возвышающие душу.

«Нет!» — хотела крикнуть Виктория, но вместо этого опустила голову.

— Я в молодости провел несколько недель вместе с мапуче, — наконец вмешался в разговор дон Рикардо. — Дикий народ. Возникает естественный вопрос: приспособятся ли эти племена к современному миру или им суждено кануть в небытие?

— А у меня возникает вопрос, — вмешался дон Эуфемио, — могут ли они вообще считаться людьми или это какая-то промежуточная ступень?

— Я уверена, что тут вы ошибаетесь, дон Эуфемио, — выпалила Виктория.

Девушка в ужасе вскочила. Промежуточная ступень между человеком и животным? А кем же тогда были Розалия, Розита, Хуанита и другие? Животными? Донья Офелия укоризненно взглянула на нее, но Виктория решила не обращать на это внимания. Дон Эуфемио удивленно и даже с раздражением посмотрел на девушку, словно злился на то, что та высказала свои мысли.

— Простите меня, пожалуйста.

Виктории удалось без особого труда добраться до двери, несмотря на пышное платье. В коридоре она пустилась бежать. Она не хотела так волноваться, но ничего не смогла с собой поделать. Не в первый раз она злилась на мир, в который попала. Виктория распахнула дверь в свою комнату и ворвалась внутрь. Тут она резко остановилась.

Что же теперь делать? Не было никого, с кем бы она могла поговорить, а сейчас беседа помогла бы ей лучше всего. После недолгих раздумий Виктория села за письменный стол, взяла самопишущее перо и выдвинула ящик, в котором хранилась бумага. Она напишет своим родителям. Несколько секунд Виктория растерянно смотрела на небольшую стопку писем, которые получила. Обычно она складывала их в хронологическом порядке, но рождественского письма, которое лежало на самом верху, здесь больше не было.

Возможно, она ошибалась. Кому придет в голову рыться в ее безобидных письмах?

Глава четвертая

— Грязный метис!

Крик Умберто долетел из внутреннего дворика в комнату Виктории и заставил ее содрогнуться. Она тут же проснулась и вскочила с кровати. Что же там произошло? Стояло раннее утро, казалось, не было еще и восьми часов. Обычно Умберто не просыпался раньше обеда, особенно когда в доме гостили друзья и женщины, с которыми он праздновал и пил. Но в то утро он встал с постели раньше Виктории.

— Сукин сын!

Снова послышалась брань. На этот раз последовала тирада из слов, которых Виктория не поняла и которые, очевидно, не предназначались для дамских ушей. Нашарив ногами домашние туфли, она услышала слово «puta».

«Puta» — это нечто такое, чего дамам знать не полагалось. После долгих уговоров Розита объяснила его значение — «проститутка». Виктория решительно направилась к двери, которая вела прямо в сад, и распахнула ее. У нее не было времени на то, чтобы переодеться. Ей нужно было немедленно выяснить, что случилось. Девушку уже давно терзало нехорошее предчувствие.

— Hijo de puta, сукин сын! — снова раздался крик со двора.