«Твой красавчик и герой совсем не такой, каким кажется, — буркнул Хэмиш. — В любви ему не везет; он ничего не умеет делать, только убивать. И последнее ему удается очень, очень хорошо…»

— Какой заговор? С целью убийства Харриса? — спросил Уилтон.

— Заговор с целью скрыть правду. Какой бы она ни была, — уточнил Ратлидж.

Уилтон допил виски.

— Я думал, вы человек опытный, лучший специалист из Лондона. Так сказал нам Форрест. Если вы сумеете отыскать во всем Уорикшире хотя бы одного человека, который хотел бы смерти Харриса, — кроме бедняги Мейверса, разумеется! — я охотно отправлюсь в самые глубокие бездны ада! А пока я найду сержанта, и мы обойдем Аппер-Стритем в поисках девочки, которая потеряла куклу. Правда, вам от наших расспросов, скорее всего, не будет никакого толку!

Уилтон отошел от столика и поднял руку, привлекая к себе внимание Редферна. Ратлидж остался сидеть; он смотрел капитану вслед. Тот вышел с прямой спиной, расправив плечи.

«В любви ему не везет», — повторил Хэмиш.

Ратлидж задумался. Немец Кэтрин Тэррант. Опекун Леттис Вуд. И Салли Давенант, которая, возможно, не забыла, куда девался дробовик ее покойного мужа…

Если бы Чарлз Харрис умер от яда, Ратлидж охотнее поверил бы в простую ревность. Но дробовик? Для такого убийства требуются ярость, ненависть, желание уничтожить, стереть с лица земли, как выразилась Леттис.

Он чувствовал, как на него наваливаются усталость и одиночество. И страх. Оглянувшись в поисках Редферна, Ратлидж увидел, что он остался в баре один. Впрочем, вскоре в зал вошел Карфилд. Приходской священник сразу направился к Ратлиджу.

— Инспектор, я только что говорил с Марком Уилтоном, — сказал он, подходя к столику. — Мы договорились, что похороны пройдут во вторник. Насколько я понимаю, доктор Уоррен еще не отменил запрет на посещение Леттис. Будучи ее духовным наставником, я считаю своим долгом навестить ее, предложить ей утешение, подготовить к суровому испытанию, каким, безусловно, является присутствие на похоронах. Не могли бы вы оказать мне услугу и убедить доктора, что для молодой леди, у которой нет родственников, способных ее поддержать, уединение сейчас хуже всего?

Ратлидж улыбнулся. Слова «напыщенный болван» оказались слишком слабыми для описания этого служителя церкви.

— Я не имею права оспаривать решения врача, если они не имеют отношения к моим обязанностям, — ответил он, вспомнив, как ужаснулась Леттис, представив, что ей придется иметь дело с Карфилдом.

— И еще остается вопрос… о поминках, то есть о приеме после похорон. Его следует провести в «Мальвах». Я искренне полагаю, что так желал бы сам Чарлз. Естественно, подготовкой займусь я; я хорошо знаю тамошних слуг, и они выполнят мою просьбу.

— Почему не устроить поминки в доме приходского священника? — возразил Ратлидж. — После того как мисс Вуд поприветствует гостей, она может тихо уйти домой. Об этом позаботятся Уилтон или Ройстон.

Не дожидаясь приглашения, Карфилд подсел к столу.

— Милейший, поминки по такому человеку, как Чарлз Харрис, не подобает устраивать в жалком доме приходского священника, тогда как у покойного имелся собственный дом, величественный и красивый! А что касается всего остального… Знаете ли, для этого и нужны слуги — они выполняют самую тяжелую работу. Нельзя ожидать, чтобы милая Леттис взвалила себе на плечи такую тяжкую ношу.

— Вы предлагали Уилтону устроить поминки в «Мальвах»?

Карфилд поднял брови:

— «Мальвы» не его дом, верно? И решать здесь предстоит не капитану Уилтону, а другим.

— Ясно. — Ратлидж некоторое время молча смотрел на него. — Кто рассказал жителям Аппер-Стритема, что мисс Тэррант влюблена в немца-военнопленного и хочет выйти за него замуж?

Вульгарно красивое лицо священника превратилось в неподвижную маску.

— Понятия не имею. Я старался убедить всех, что она не сделала ничего дурного, что возлюбить наших врагов призывал сам Господь. Но иногда в таких вопросах люди проявляют узколобость. Почему вы спрашиваете?

— Могла ли она убить Чарлза Харриса?

Карфилд улыбнулся:

— Почему вы не спросите, не убила ли его миссис Давенант?

— Отлично. Значит, его убила миссис Давенант?

Священник перестал улыбаться.

— Неужели вы серьезно?

— Убийство — дело серьезное. Я пытаюсь его раскрыть.

— Да-да, прекрасно понимаю ваши затруднения, ведь Уилтон — любимец королевской семьи! — оживился Карфилд. Впрочем, выражение лица у него сделалось довольно злорадное. — Ни за что бы не подумал, что женщина способна убить из дробовика.

— Я бы тоже. Но это не значит, что убийцей не могла быть женщина. Или что она не стояла за всем, пусть даже сама и не нажимала на спусковой крючок.

Тряхнув головой, Карфилд ответил:

— Женщины бывают всякие, но выстрелить человеку в лицо с близкого расстояния… на такое даже не каждый мужчина способен. Ни Кэтрин, ни миссис Давенант, ни Леттис не похожи на фермерш, которые глазом не моргнув топором отрубают голову петуху.

— Кэтрин Тэррант управляла отцовским поместьем во время войны.

— Да, управляла… но ведь это не значит, что ей лично приходилось забивать скот или ощипывать птицу!

— А если она не предполагала, каким кровавым будет результат? Может, она целилась ниже, но из-за отдачи выстрел пришелся в лицо…

Карфилд пожал плечами:

— Тогда вы, наверное, должны принять во внимание и то, что последние три года войны Салли Давенант добровольно ухаживала за ранеными в доме своей подруги в Глостершире, который превратили в госпиталь. Разумеется, миссис Давенант не получила никакой профессиональной подготовки, но она ухаживала за мужем во время его последней болезни, и… так сказать… интимные подробности болезни были ей знакомы. Она перевязывала раны, меняла окровавленное постельное белье, видела, как врачи снимают швы или обрабатывают раны антисептиком. Уверен, когда приходится столкнуться с тяготами, учишься со многим мириться.

Ратлидж выругался про себя, досадуя, что никто не упомянул о таком важном факте, в том числе и сама Салли Давенант!

— Впрочем, вряд ли военный опыт подтолкнул ее к убийству! — продолжал говорить Карфилд. — Да и зачем ей желать смерти полковнику, скажите на милость?

— А зачем убийца пожелал его смерти? — возразил Ратлидж.

— Ах, мы снова вернулись к вопросу «зачем». Какой бы ни была причина, осмелюсь предположить, что она была глубоко личной. Глубоко личной! Способны ли вы так глубоко проникнуть в душу другого человека, чтобы отыскать такую причину?

— Вы хотите сказать, что, будучи священником, выслушали от одного из своих прихожан признание, которое дает вам ответ на вопрос, кто убийца?