– Вот твоя еда, здоровенный красивый дурень! – рявкнул Пульхер, почти швырнув поднос на маленький столик около узкой бойницы в стене.

– Я думал, мы договорились, что ты будешь звать меня Кеннетом, – вежливо ответил рыцарь. Человечек был разъярен, и он прекрасно сознавал, насколько опасен рассерженный брауни.

– Это ты велел называть тебя так. Не помню, чтобы я соглашался. А даже если бы и согласился, все равно назвал бы тебя сейчас здоровенным дурнем.

– Я каким-то образом оскорбил тебя?

– И да, и нет. Ты не оскорблял меня, но обидел девочку, а это, считай, одно и то же.

– Я пальцем ее не коснулся.

– В том-то и дело… – протянул брауни.

Кеннет поперхнулся вином, которое в этот момент пил.

– Пытаешься сказать, будто хочешь, чтобы я обесчестил Избел?

Пульхер выругался и молча обошел комнату. Затем окинул Кеннета злобным взглядом.

– Я начинаю думать, что ты не просто дурак. Ты редкостный дурак. Нет, я бы никогда такого не попросил. Но вижу, что произошло. Девочка поведала правду о себе, рассказала о том, о чем очень редко кому-либо рассказывает. А ты от нее отворачиваешься…

– Но она говорила о вещах, которые приводят людей в содрогание.

– Ты веришь в мое существование?

– Трудно не поверить, когда ты стоишь здесь и орешь на меня. – Кеннет намазал маслом теплый хлеб и с удивлением уставился на Пульхера, когда тот рассмеялся.

– И ты видел призраков, не так ли?

– Я что-то видел. Но это, возможно, просто игра теней.

– Ты лжешь. Лжешь даже самому себе.

– Послушай, мне нравится Избел, и я… Проклятье, по ночам я лежу без сна, изнывая от желания! И я обязан ей жизнью. Думаю, она заслуживает мужчину, который женится на ней. А я… Когда она рассказала правду о себе, я понял, что никогда не смогу стать этим мужчиной. Для нас обоих будет лучше, если я вовремя отступлю, если отойду в сторону, пока мы не зашли слишком далеко.

– Она просила именно этого?

– Нет, но она не из тех, кому предназначено быть всего лишь наложницей.

– Парень, поверь, я жил немного дольше тебя, поэтому… – Брауни умолк и приподнял клочковатую бровь, когда Кеннет рассмеялся. – Так вот, Избел лишь благодаря своим способностям стала той женщиной, какой сейчас является. Да, ей не хватает уверенности в себе, но она – не невинная дева. Так что же дает тебе право решать, что ей требуется? Может, она вовсе не хочет выходить за тебя. Ты никогда об этом не думал? И почему ты, узнав правду, немедленно решил, что не в силах ее принять? Это похоже на трусость. Ты узнал нечто для себя неприятное – и тут же бежишь и прячешься. Конечно, это трусость…

– Несправедливое обвинение, – проворчал рыцарь. – Просто я не вижу смысла в том, чтобы связываться с женщиной, которую никогда не возьму в жены. Я бы посчитал огромной жестокостью пытаться завоевать ее любовь, зная, что скоро ее покину.

– В таком случае не пытайся завоевать ее сердце.

– Не думал, что брауни окажется таким благородным и рассудительным парнем.

Пульхер выпрямился и расправил узкие плечи.

– Все брауни такие. Ты не женишься на ней. Избел – не выйдет за тебя замуж. Она не милая невинность, которую ты задумал лишить добродетели. Неужели не видишь руку судьбы в вашей встрече? Неужели ты из тех, кто спорит с судьбой?

Кеннет со вздохом покачал головой.

– Не пойму, какую игру ты ведешь.

– Никакой игры. Я просто вижу грустные глаза девочки. Вижу, что ты ведешь себя точно так же. Поэтому не глупи, дай себе свободу, которую некоторые посчитают аморальной. Ведь она, эта свобода, не приведет к свадьбе и детям. А вы с Избел хотя бы ненадолго станете счастливыми.

– Да, пожалуй… – пробормотал Кеннет. Его мысли вернулись к Избел, как часто случалось последние три дня. – Да, ты прав, но за это придется заплатить высокую цену.

После ухода Пульхера, по-прежнему ворчавшего о глупости смертных, Кеннет принялся за еду, но успокоиться так и не смог. После того как Избел сказала ему правду о себе, он много часов провел, пытаясь назвать ее безумной, – но ничего не получилось. Если она безумна, – то и он тоже. Потому что и он видел призраков и брауни.

Потом он пытался представить, что будет, если уступить своему желанию и… Ведь тогда он может влюбиться в нее!

Будущее казалось ему вихрем призраков, брауни, фей и всего того, чего так боялись смертные. И ведь это еще не все… Дети, которые у них появятся, будут отмечены таким же проклятием.

С какой бы стороны он ни пытался смотреть на происходящее, все равно казалось, что будет безопаснее и великодушнее сохранять дистанцию, пока он не выздоровеет настолько, чтобы покинуть Бандал. Кеннет жалел лишь об одном: несмотря на принятое решение, он все равно не перестал хотеть эту женщину.

– Когда-то ты умела улыбаться, – пробормотал Пульхер, наблюдая, как Избел отскребала кухонный стол.

– Не волнуйся за меня, Пульхер. – Она вздохнула и грустно улыбнулась. – Конечно, я выживу, но уж прости, если иногда буду страдать от меланхолии.

– Ты останешься здесь и будешь вздыхать. А он уедет и тоже будет вздыхать. Не вижу во всем этом смысла.

– Сэр Кеннет вздыхает? – спросила Избел, не в силах скрыть удивления.

– Он так близок к вздохам, насколько это может позволить себе мужчина.

– Он знает, где я. Если желает моего общества, может прийти ко мне.

– Ты так же упряма, как и он. Судьба выбрала его для тебя, и все же вы избегаете друг друга как чумы. Как ты можешь завоевать его сердце, если не разговариваешь с ним и даже не видишь его? Как сможешь пробудить у него желание, если вы не подходите друг к другу?

– Пульхер, ты не видел его лица, когда я рассказывала о себе, о своих способностях и об истории своей семьи. Наверное, я не смогу заставить его остаться со мной.

– Наверное? То есть ты в этом не уверена?

Избел снова вздохнула и села на табурет у кухонного очага.

– Да, не уверена. Но ведь этот человек отвернулся от меня. Мне гоняться за ним, что ли?

– Да. Ни к чему смотреть на меня с таким удивлением, девочка. Мы говорим о судьбе и предназначении – не об обычной похоти. И если он настолько глуп, чтобы плевать в лицо судьбе… Что ж, тогда последствия падут на его голову. Но ты-то не настолько глупа, верно? Поэтому ты должна делать все, что в твоих силах, чтобы выполнить указание судьбы. И если это означает, что ты должна проглотить свою гордость, – то так, девочка, и сделай.

Избел потерла пальцами виски в тщетной попытке унять головную боль.

– Но я даже не уверена, что он подпустит меня к себе, чтобы хотя бы поговорить с ним. Он не боится, но я видела, что ему не по себе.