— только настоящее. Сложно что-то загадывать, когда мы друг от друга настолько далеко, хотя мне, как мечтательной девушке, очень хочется. Для начала примерить на себя образ его верной женщины, которая будет всегда ждать, а потом и жены. Я хотела бы от Воронцова детей. Не одного, много. Уже сейчас.

Как только он улетел, я по глупости купила тест на беременность. Мы почти всегда предохранялись, но где-то в груди теплилась надежда, что защита нас подвела. Бывает же такое? Скорее всего, Воронцов обрадовался бы новости о моей беременности. Он любит детей, а я люблю его, но выполнив все необходимые инструкции, я горько усмехнулась — на тесте была одна чёткая полоска. В тот же день у меня начались месячные, которые окончательно разбили мои девичьи мечты.

Глеб обещает перезвонить завтра. Просто сказка! Я завершаю вызов, выбрасываю стаканчик с недопитым кофе и иду на выход из университетской столовой. Сегодня у меня съёмка love story в красивой тематической студии.

В тот же день я заболеваю. Повышается температура, и горло болит. Наверное, это всё же последствия того, что вчера в клубе я стояла на морозе раздетая. Глеб будет злиться, если узнает об этом, поэтому, засыпая, я решаю ничего ему не говорить.

Я сплю до обеда, пропускаю занятия и просыпаюсь лишь потому, что слышу вибрацию своего телефона. Искусно врать у меня, к сожалению, не получается: голос сонный и сиплый, поэтому Воронцов сразу же меня раскусывает.

— Не делай так больше, — просит он меня.

— Больше не буду. Просто разговаривать в клубе у меня не получилось бы. Там слишком шумно.

— Перезвонила бы позже, Ник. В чём проблема?

— А вдруг ты не ответил бы?

И почему он не понимает таких простых, казалось бы, вещей?

Воронцов прощается, но обещает набрать уже вечером. Мне кажется, что теперь я буду жить от звонка до звонка. Интересно, как долго продлится его командировка? Дней десять? Две недели? Неужели месяц?

Отец приезжает с работы пораньше и просит к нему зайти. Он молчаливый и мрачнее тучи. Я заранее знаю, что дело касается недовольного препода, которому я завалила предмет.

У нас четырёхкомнатная квартира: одна спальня моя, другая — родителей, третья комната — гостевая, а самая маленькая — выделена под кабинет. Там тёмная мебель и мало света, но отцу нравится. Он проводит там примерно восемьдесят процентов своего времени.

— Можно? — я приоткрываю дверь.

— Проходи!

Грозный голос отца заставляет затрястись поджилки. Я кутаюсь в тёплый халат, потому что меня всё ещё знобит, и прохожу внутрь кабинета.

— Сядь, Вероника!

— Что-то случилось, пап? — спрашиваю осторожно.

— Я сказал: сядь!

Плюхнувшись в кресло, я отвожу взгляд в сторону и делаю вид, что с интересом разглядываю расставленные на столе портреты: мой, мамин и родителей отца. Их уже нет в живых.

— Скажи мне, Ника, почему, когда я мотаюсь по судам, пытаясь спасти собственную задницу, ты только и делаешь, что прибавляешь мне проблем?

— Тебе Лев Борисович позвонил?

— Лично! Лично, блин, в офис приехал! Ты не могла сама урегулировать этот вопрос? Я дал бы денег!

— Денег? Да он меня весь учебник заставил выучить! — возмущаюсь я.

— Двадцать тысяч, и вопрос решён, но прежде мне пришлось выслушать, какая у меня никчёмная дочь, — повышает голос папа.

Я вжимаю голову в плечи и испытываю горькое разочарование. Похоже, что я не так поняла преподавателя. Он намекал на взятку, а я пришла к нему с почти выученным предметом. Мог бы прямо сказать, что ему от меня нужно на самом деле!

— Я всегда говорила тебе, что строительство не моё.

— А что твоё? Гулянки? Мальчики? Фотки? Что, блин, твоё?

Спорить с ним бесполезно, поэтому я молчу и мечтаю о том, чтобы наш разговор поскорее закончился. Если я буду вступать в дискуссию, то это будет нескоро.

— От тебя одни проблемы, Ника! В двадцать лет у тебя лишь ветер в голове, а ты хочешь, чтобы к тебе как ко взрослой относились.

— Какие от меня проблемы, кроме того, что я рассталась с Ромкой и не сдала стройматериалы?

Лицо отца становится багровым, он ослабляет галстук и готовится к новой тираде на тему моей проблемности, но в дверь неожиданно звонят. Я вздрагиваю, а он удивлённо прищуривается. Похоже, никто из нас не ждал гостей

Я слышу мамины шаги в коридоре, шум голосов и хлопанье двери. Она проходит в кабинет с огромным букетом в руках, и первое время я никак не могу понять, что эти цветы предназначены именно мне.

— Курьер принёс, — поясняет ошарашенная мама. — Сказал передать Нике.

Крупные кремовые розы в бессчётном количестве оказываются у меня на коленях. Они упакованы в красивую обёртку, невероятно нежные и сладко пахнут. Посередине торчит записка, которую я осторожно вынимаю под пристальным взглядом родителей. В горле начинает першить ещё больше, когда я понимаю, что правда может вскрыться в эту самую секунду, но в записке всего лишь два слова, которые понятны только двоим: «Выздоравливай, мелкая».

Глава 39

— Мне кажется, что эти цветы пора выкинуть, — произносит мама примерно на четвёртый день после того, как я их получила.

— Ещё чего! Они совсем свежие.

— Вянут! — не уступает мама. — И места много занимают.

Я пристально разглядываю каждый лепесточек и замечаю только парочку увядших. По-моему, ей мерещится, но от греха подальше я подхватываю ведро, в которое поставила букет (вазы, чтобы туда поместились розы, я не нашла) и отношу его к себе в комнату. Цветы всё ещё обалденно пахнут и продолжают вызывать у меня улыбку.

Мама сразу же замечает моё радостное настроение и за завтраком в очередной раз вызывает на допрос. Она обожает есть полезные злаки, заливая их домашним йогуртом, а я предпочитаю яичницу с беконом.

Вопросы вылетают один за другим — я даже отвечать не успеваю. Кто мне дарит букеты? Когда я познакомлю его с родителями? И чем вообще занимается парень, который может позволить себе такие дорогие подарки? На нищего студента не похож.

— Почему если не Ромка, то сразу нищий студент? — усмехаюсь я. — Вы слишком идеализируете всю семью Захаровых. Ты и папа. С Ромкой не так было, как с ним.

— А как с ним, Ника? — прищуривается мама.

Щёки при этом вспыхивают, потому что в памяти всплывают все те прекрасные мгновения, что