– Или она и не звонила вовсе?

– Теперь я именно так и считаю! В любом случае, помимо личного номера, у Аркадия были записаны все телефоны, по которым можно меня найти, – и моей конторы во Флориде, и моего сына… Как назло, за месяц до случившегося мне предстояла небольшая хирургическая операция, поэтому я не общался с Аркашей. Когда я наконец позвонил ему, решив, что от него слишком долго нет вестей, оказалось, что его уже неделю как похоронили! Я сразу же сорвался в Питер, посетил его могилу, попросил прощения… Глупо звучит, да?

Мономах качнул головой. На самом деле он был согласен с адвокатом: просить прощения надо по возможности при жизни человека: как врач, он не верил в загробную жизнь, а значит, любые извинения на могиле усопшего не могут быть приняты по определению. Они нужны лишь для успокоения того, кто считает себя виноватым, и называются раскаянием.

– После кладбища я поехал в магазин, – продолжал Горин. – Клетка с попугаем была там, где всегда. Капитан сидел на жердочке и, как мне показалось, чувствовал себя неплохо. Правда, он не разговаривал, но Тамара сказала, что это, наверное, от стресса: бедняга ведь не понимал, что хозяин умер, и удивлялся, почему его так долго нет!

Некоторое время мужчины молчали.

Мономах напряженно размышлял, а потом вдруг сказал:

– Знаете, с тех пор, как Капитан оказался у меня, он постоянно болтает – трудно поверить, что он вообще способен долго помалкивать! Кроме того, вы же были друзьями с Аркадием Андреевичем, а какаду, насколько я успел понять, узнают тех, с кем часто встречаются. Почему при виде знакомого лица он не попытался поболтать?

– К чему вы клоните, Владимир Всеволодович?

– Вы уверены, что птица, которую вам продемонстрировали в магазине, действительно Капитан?

Несколько секунд адвокат молчал.

– Знаете, мысль об этом мне даже в голову не приходила! – пробормотал он наконец. – У него было кольцо на лапе…

– Вы проверяли номер?

– Н-нет… Черт, да я не знал, что это необходимо!

– Вы не виноваты: все траурные какаду похожи друг на друга. Может, ваш друг и узнал бы своего любимца с первого взгляда, ведь они провели вмести долгие годы, но вот я, к примеру, сильно сомневаюсь, что сумею указать на Капитана, если его посадить среди других птиц того же вида! Единственное, чем он отличается от остальных, это его специфическая речь, так?

– Да, но… Я не понимаю, зачем Тамаре подставлять другого попугая! Вот если бы, скажем, Капитан неожиданно умер, а она, желая сохранить за собой наследство, это сделала, было бы объяснимо, а так…

– Борис Ильич, скажите, а Капитан цитировал только песни и стихи?

– В смысле?

– Как насчет отдельных фраз?

– Ну, он говорил… Говорил: «Капитан – хорошая птичка!» или: «Папа дома!»… А что такое?

– Дело в том, что он порой разражается истерическими воплями, выкрикивая что-то типа «Убили, убили, они меня убили!» Сначала я думал, что он просто модифицирует фразы из песни, но…

– Вы понимаете, что говорите?! – перебил Мономаха Горин.

– Я никого ни в чем не обвиняю, но, сами видите…

– Вы правы, – снова прервал его адвокат. – Возможно, я виноват перед Аркашей гораздо больше, чем полагал! Я не приехал, когда с ним случилась беда, занимаясь своими делами и думая, что времени полно и мы всегда успеем поговорить… А он взял да и умер, не дождавшись моего приезда! Настало время выяснить, что все-таки случилось с моим другом и Капитаном на самом деле – хотя бы это я могу для них сделать?

– Что вы намерены предпринять?

– Во-первых, наведу справки, почему уголовное дело о наезде велосипедиста не возбудили – это довольно-таки странно! Во-вторых… Неважно – сделаю что смогу. А на вас, Владимир Всеволодович, я могу рассчитывать? Понимаю, что нагружаю вас тем, что не имеет к вам отношения, однако…

– Вы можете полностью на меня положиться, – поспешил прервать адвоката Мономах. – Если я смогу чем-то помочь, обращайтесь!

* * *

Алла всегда радовалась встрече с Сурдиной: эта женщина вселяла в нее покой и уверенность своим ровным, оптимистичным нравом, профессионализмом и вниманием к деталям. Вот и в этот раз она надеялась услышать хорошие новости.

– Вы ранняя пташка, Алла Гурьевна! – с усмешкой поприветствовала ее судмедэксперт. – Что, так не терпится получить информацию?

– Вы же понимаете, Анна Яковлевна, кто рано встает…

– Понимаю, понимаю – сама такая, – со смехом перебила Сурдина. – Что ж, с чего начнем – с мальчика или с девочки?

– Предпочитаю начинать с тех, кому еще можно помочь.

– И это правильно! Так вот, насчет мальчика: работы, надо сказать, вы задали нам с лихвой!

– Я предполагала, что вам придется туго, – кивнула Алла. – Папаша сделал все, чтобы скрыть участие в деле своего сына, и тем самым поставил нас в тяжелое положение!

– А вы на его месте поступили бы иначе?

Алла задумалась всего на секунду и ответила:

– Если бы я верила в невиновность сына, то помогла бы ему всем, чем смогла, но – законным путем: рано или поздно правда все равно бы выяснилась, и он был бы оправдан. Однако если бы я предполагала, что мой ребенок виновен в таком ужасном преступлении, Анна Яковлевна… Тогда я не стала бы заметать следы: он понес бы наказание, как и любой другой. Разумеется, я наняла бы хорошего адвоката.

– У вас нет детей, Алла Гурьевна, – покачала головой судмедэксперт. – Я не в упрек вам это говорю!

– Понимаю, ведь у вас два сына! И я абсолютно уверена, что, имея такую мать, ни один из них не совершил бы ничего постыдного.

– Спасибо, конечно…

– Проблема в том, что Саблин-старший считает сына виновным, несмотря на его оправдания, и все равно уничтожил улики. Он не о сыне заботился, а о себе, понимаете?

– Что ж, возможно, вы правы, а Саблин неправ.

– Вы что-то обнаружили?

– Как я уже сказала, было нелегко, но кое-что есть. Похоже, накануне случившегося парень употребил изрядную дозу бензодиазепинов. На самом деле, как вы знаете, химические вещества довольно быстро выводятся из организма, и потом обнаружить их следы почти невозможно даже в волосах и ногтях. Это, к примеру, относится к «Рогипнолу» – вот почему этот «наркотик для изнасилований» некоторые поганцы так любят подсыпать девчонкам в ночных клубах: уже через сутки шансы доказать, что жертва была одурманена, практически равны нулю!

– Но в случае Романа использовали не «Рогипнол»?

– К счастью, нет. Понимаете, Алла Гурьевна, в зависимости от скорости выведения, бензодиазепины делятся на группы. К примеру, «Мидазолам» и «Триазолам» могут находиться в крови и моче не более суток. «Оксазепам» и «Лоразепам» обнаруживаются на протяжении от двух до трех с половиной дней. Самым длительным периодом полувыведения обладают «Клоназепам», «Нитразепам» и «Диазепам» – следы их пребывания в организме выявляются в течение недели. Нам повезло, так как преступник имел дело с «Клоназепамом».