– А ну, кто на меня? Раззудись душа! Победителю две кружки ставлю!

– На двор идите драться! – резко осадил корчмарь, Ефрем Ипатыч, Кистень. – А буде кто поглядети похощет – туда же… Микулко! – подозвав слугу, корчмарь понизил голос: – Давай за ним. Ставки на драчунов принимай.

– А по сколько ставка, Ефрем Ипатыч?

– По куне… И по ногате можно… А кто и златник ромейский даст – тоже не отказывай.

Что там было с драчунами, Трофим не слышал – покорно пошел вслед за девкой. Та вдруг оглянулась у лестницы, подмигнула, погладила грудь…

– Ну иди, иди… Чего встал-то?

– Это ты встала…

Покои на галерейке оказались в самом углу – тесноватые, окромя стола да лавки, почитай, одно ложе и помещалось, да еще жаровня с углями. Тепло! Жарко даже. В поставце свечечка восковая горит. Поверх матраса соломенного – покрывало лоскутное. На покрывало-то Трофим и улегся – слюну сглотнул. Волновался все же, одно дело – со своими девками шоркаться, и другое – с гулящей. Как с нею себя вести, парень не знал – опыта не было.

Смущение это Анфиска, видно, заметила – усмехнулась, баклажку со стола взяла:

– Выпьем…

– Ага…

С первого же глотка обдало переваром, качнулись, поплыли стены… Перевар – самая дешевая, твореная медовуха… А по цене служка корчемный как за стоялый мед взял! Вот же ж гад-то ползучий…

– И вправду – гад, – весело согласилась девчонка. – Ты ложись, ложись, милый… вот так… Посейчас я все и слажу…

Первым делом Анфиса сбросила обувку – поршни, затем начала разматывать обмотки, постепенно оголяя ноги, потом размотала запону – юбку девичью… Улыбнулась, развязала кушак, рубаху через голову стащила, верхнюю, шерстяную… А нижней-то у нее и не было!

Трофим губу закусил – вот оно, вот дела-то пошли!

Встав перед свечкой, Анфиса качнула тощими бедрами, погладила себя по груди – какой-то дряблой, вислой…

Впрочем, Трофим особенно не присматривался – зарычал, аки лев, вскочил, ухватил девку за руку, бросил на ложе… Так же, с рыком, рассупонил порты…

Гулящая даже опешила от столь быстрого начала…

– Ты хотя бы поласкал… Ай…

– Ноги раздвинь! Ага… Ой, сла-а-адко-о-о!

Трофиму-то сладко, а вот его не столь уж и юной партнерше – мягко сказать, так себе. Не на шутку возбудившийся парень вошел в нее быстро и грубо, без всяких предварительных ласк. Неприятно было, больно… Но уж теперь – терпи! На то и гулящая…

– Ай… ай…

– Сладко-о-о!

Слава богу, долго все это не длилось! Не прошло и минуты, как, испустив очередной вопль, Трофим покончил со своим «сладким» делом и упал на ложе без сил. Развалился… хозяйственно шлепнул Анфиску по попке:

– Ну? Почто разлеглася? Давай, показывай, что умеешь… Не то сейчас кликну дружков – толоки тебя возьмем! Не понравится… Хотя, может, и понравится. Ну что глазья-то мнешь? Давай уже, делай… блядища…

– Добро, господин…

Покивав, Анфиса прильнула к парню губами, поцеловала грудь, пупок, потом спустилась и ниже…

– Так… так… молоде-ец… та-ак… – Трофим сладострастно застонал и прикрыл глаза…

А когда открыл, гулящую уже не увидел! Вместо Анфиски на ноги ему уселся грузный, смутно знакомый мужик с расхристанной бородою. Еще один – такой же – стоял в дверях, а другой – с холеной, заплетенной в две косички, бородкой – уселся на лавку напротив. Поиграл ножичком, улыбнулся:

– Ну, здрав будь, Трофим. Рыпаться не советую.

– Тебе что надобно, дядько? – отпрянул парень. Дядько тут же упер ему в низ живота холодное жало кинжала:

– Тебе ж сказали – не рыпайся!

– Да-да, спокойней себя веди, – строго приказал тот, что сидел на лавке. Похоже, он тут у них и был за главного. Пальцы в перстнях, серьга златая в ухе, сам весь одет добротно, богато даже: ромейского сукна туника, наборный пояс, на шее – тонкая золотая цепь, сапоги сафьяна зеленого.

– Я ведь поговорить только… Об том, как ты своих выдал!

– Не выдавал я никого!

– Спокойно, сказал же! – глаза незнакомца загорелись недобрым огнем. – Выдал. Именно ты! Через девушку – Анфису. Да-да, через нее!

– Мх-х! – Трофим выругался, но понял – кости нынче выпали не в его пользу. Все ж не дурень был парень, прикинул, сообразил – поглядим, что тут к чему. Может, как-то и выпутаемся. А то нож-то в брюхо не очень хочется получить. Эх, и надо же было так попасться! Вот ведь злодеи-то. Особенно – этот, с косичками… Кстати, тоже как-то смутно знаком… А эти-то уж и подавно!

– Через пару дней мы обязательно устроим засаду и кого-то из ваших достанем, – между тем продолжал злодей. – И сделаем так, чтоб сотник сообразил – виноват ты, Трофим! Именно ты – предатель. Анфиска подтвердит, тебя тут с ней многие видели.

– А я их знаю, – покривив губы, Трофим кивнул на парней. – На лавке – Иванко Дрозд, а у двери, вон – Гончаров Забота. Из нашего села оба, Брячиславы-вдовы людишки.

– Вот и хорошо, что узнал. Знаешь теперь – люди мы тебе не чужие. К слову, меня можешь Кочубаром звать. Или просто – волхвом… В баклажке-то у тебя что?

– Мед… – отрок несколько опешил: такого вот поворота – чтоб с добром! – он пока что никак не ждал.

– Стоялый?

– Да ну – твореный, перевар.

– Это плохо. Не люблю черт-те что пить… – ухмыльнувшись, Кочубар вытащил из-за пазухи серебряную фляжку… – Вот тебе настоящий медок, ставленый! На, пробуй… Да не стесняйся, земляк!

Трофим сделал глоток и скривился:

– Крепкий!

– Такой и дружба наша с тобой будет, – заверил волхв.

Как-то он переродился в один миг: сначала угрожал, а теперь вот – стелется, медком дорогим угощает. Трофим покачал головой – может, не такая уж тут и передряга? Может, оно и к лучшему?

А Кочубар-то все сомнения парня давно наперед просчитал! Да уж, времени не терял даром. Снова улыбнулся, сам из фляжки глотнул и людишек своих отпустил:

– Пойдите-ка, парни, чего-нибудь выпейте! А мы тут пока посидим, покалякаем… Ты ведь, друже Трофим, из смердов?

– Из княжьих людей!

– Из людей? Вот как… Извини, ошибся, – волхв прищурил глаза. – Но ведь и людям княжьим серебришко не помешает! Да и землицы – с парой-тройкой деревенек. Умелому-то воину на прокорм!

– А ты что ж, Кочубар, боярин аль князь какой? – насторожился Трофим. – Коли так деревеньками-то разбрасываешься…

– Я – за него, – Кочубар быстро согнал с лица улыбку, ответив вполне серьезно. – Поверь, и о серебре, и о деревеньках – не пустые слова. Есть кому за них ответить!

– Что надобно от меня? – наконец-то поинтересовался отрок.