– «Эта гадина испугалась меня! Надо нести обратно все покупки – она всё пересчитает!».

– «А мне уже давно казалось, что она меня обсчитывает! Наверно увидела, что мужик деньги не считает, и решила на мне нагреть руки!?».

– «Да, нет! Она видит, что ты приличный человек, очкарик – значит интеллигент! А может и лох?! Вот и решила поживиться! И видимо действительно делала это с тобой не раз?! А тут смотрит – народу никого, прибыли нет! Вот аппетит и разгулялся! Но не на ту напала, дура!».

Супруги загрузили обратно в сумку овощи и в предвкушении успешного исхода конфликта заспешили вниз.

– «Надо нам поторапливаться! А то она ещё вздумает смотаться!» – подстёгивал и так активную жену, тоже вошедший в азарт обличителя, Платон.

На месте разобрались быстро. Продавщица извинилась, сославшись на плохую работу кассового аппарата. Всё пересчитали по правильным ценам и реальным весам, и двести семьдесят трудовых рублей Кочетов перекочевали на своё законное место в кошелёк Платона, а семейный бюджет был спасён от несанкционированной прорехи.

– «Я больше у неё ничего покупать не буду!» – дома заключила Ксения.

– «А давай её теперь звать… Сарой Барабу!?» – подсыпал перцу поэт.

– «Почему? Хотя тебе, как писателю, виднее!».

– «Хм… не знаю! Наверно потому, что пыталась нам сделать… му?!».

Платону особенно было неприятно осознавать происшедшее с ним именно в размещённом в их доме магазине, со многими продавщицами которого у него давно установились весьма дружеские отношения.

Например, продавщицы молочного отдела уже давно привыкли к его вкусам:

– «Мне кефир бабушку в очёчках плюс три и два, молока плюс полтора, и батон живого нарезного!».

И если Платон не брал какой-либо из этих продуктов, намаявшиеся за день женщины с довольной и благодарной улыбкой на лице сами напоминали ему о них:

– «А что, бабушку в очёчках сегодня брать не будете?!» – с ударением на слове «брать» бывало, весело спрашивала одна из них.

Именно здесь Платона неожиданно осенило, что дальнозоркие люди спускают очки на нос, а близорукие – поднимают их на лоб, когда и те и другие очками не пользуются.

В последние выходные дни его также озарило, что к концу лыжного сезона самым приятным для него стало – это возвращение домой?!

Видимо вдоволь накатался за зиму, да и возраст всё же сказывается?! – понял заядлый физкультурник.

Ему всё чаще нравилось в выходные дни после лыж, душа, обеда, почти часовой дрёмы и похода в магазин, расслабленно посидеть вечерком у телевизора.

Но репертуар того, да и качество телепередач, часто не удовлетворяли невольного телезрителя. Даже о погоде женщины-комментаторы, как сороки, стрекотали скороговоркой.

По телевидению по-прежнему предлагали побольше узнать о жизни самозваных, или непонятно кем провозглашённых, так называемых «звёзд».

По этому поводу у супругов даже состоялась, начатая Платоном, короткая, перешедшая в интермедию, дискуссия:

– «А кто этих звёзд открывает, или назначает? И что? Они кому-то светят, а может ещё и греют, что ли?!» – начал, было, муж, не совсем точно подражаю Никите Михалкову.

– «Наверняка светят!».

– «Но тогда это значит, что эти звёзды… недалёкие!».

Ксения улыбнулась, а Платон продолжил:

– «Представь себе Никиту Сергеевича Михалкова с ответом на этот вопрос: – А ведь что интересно! Какая-нибудь…, приехавшая из своего Мухосранска в Москву, и пробившаяся наверх с помощью своего причинного места, вдруг начинает считать себя звездой!? И таких много! А звёзд же не может быть много! Их должны быть единицы! И они должны всем светить сверху, с небосвода! – И Никита Сергеевич тут же привстал, приосанился, видно ощущая себя одной из них!?».

Пришедшееся на среду, 23 февраля ничем примечательным теперь Платону не запомнилось, хотя дома праздник отметили, как и положено.

Зато в субботу они с сестрой Анастасией побывали на праздновании именин второго сына Василия Олыпина – Гавриила, которое происходило в ресторане под историческим музеем, где Платон бывал ещё раньше на свадьбе дочери Екатерины.

Предшествовавшее лёгкой трапезе в старорусском стиле театрализованное историческое представление понравилось и взрослым.

Гостей – детишек с родителями – поначалу провели по некоторым залам с экспонатами, рассказывая об их назначении и исторической ценности. При этом всё обставлялось театрализованными эпизодами из царской жизни соответствующей эпохи.

Ведущий – «Царь Алексей Михайлович» – задавал детям вопросы и премировал отгадавших. В эту игру невольно втянулись и взрослые.

Затем, пройдя в палаты и усадив всех в трапезной за длинным столом, «царь» попросил всех гостей по порядку представляться по отношению к имениннику, и поздравлять того с пожеланиями и вручением подарков.

Получилось естественно, весело и непринуждённо.

Всем очень понравившееся традиционное русское кушанье с блинами и мёдом, с ягодами и вареньями, с салатами и квасом, с пирогами и чаем – завершилось старорусскими коллективными танцами и играми.

Гости расходились довольные. А некоторые завершили праздник ещё и прогулкой по зимней Красной площади и вокруг Кремля.

Зима заканчивалась, а творческий простой писателя Кочета продолжался. Ремонт компьютера, вышедшего из строя ещё в конце января, задерживался. Поэтому Платон не мог набирать на нём текст, как планировал ранее, а увлёкся другими своими интересными делами и вскоре даже совсем потерял творческий кураж. Лишь подборка необходимых материалов для написания романа о старшем сыне-разведчике продолжалась с переменным успехом.

Но оптимист не унывал, простоев не было. У него всегда было чем заняться на все случаи жизни.

И теперь, как и прежде, его лицо почти постоянно озаряла лёгкая улыбка счастливого человека, как правило, свойственная мудрым людям.

– «Ты как будто в облаках витаешь?! Смотри не упади!» – не удержалась от комментария прозорливая Ксения.

И действительно, будничная реальность непреходящего трамвайного хамства на следующий день вернула писателя на грешную столичную землю.

При посадке одна женщина в годах разразилась бранью по отношению к шедшему впереди неё пожилому мужчине. Тот не отвечал. Но по его раскрасневшемуся лицу было видно, что он переживает.

Платону стало жалко седовласого, и он вступился за того, громогласно на весь вагон обрывая хамку:

– «Мать! Не путай трамвай с квартирой! Здесь нет твоего мужа подкаблучника! Тут ведь и… люлей можно запросто схлопотать!».

Женщина опешила и, отходя на всякий случай подальше в сторону, замолчала.