* Не стоит раскрывать псевдоним автора статьи, скончавшегося в 1992 г. Стоит лишь намекнуть, что под ним скрывался в прошлом крупнейший советский ученый-биохимик, кавалер орденов и лауреат премий, отказавшийся от продолжения научной карьеры и ставший одним из активных членов, а впоследствии и руководителем подмосковного “корабля” духовного объединения, именуемого атеистами “сектой скопцов”.

Психология некробионтов, к сожалению, еще ждет своего серьезного и вдумчивого исследователя. Даже систематизация поведенческих реакций живых мертвецов проведена поверхностная – слишком уж омерзителен предмет изучения.

– Должен покаяться: я сразу понял, что твой интерес к встающим из могил мертвецам-кровопийцам объясняется лишь незнанием специфики предмета. И мог сразу и коротко рассказать про больных вампиризмом некробионтов… Но… Знаешь, не с кем поговорить об этом по-настоящему, потому и начал от Адама и Евы. Кому про такое расскажешь? В лучшем случае будут считать безобидно съехавшим на фильмах “ужасов”. В худшем – не безобидно. Адель… Адель знает, что все это правда, она видит ауры и может замечать вокруг некробионтов… Но мои теоритезирования на эту тему ей до чертиков надоели. Так что, Иван, извини за долгую лекцию не по теме.

– Ничего. Было интересно. Но есть вопрос: как убить вампира-некробионта? Легенды про осиновый кол – вранье?

– Убить его нельзя – он и так не жив. Можно упокоить – чтобы перестал двигаться. А кол – не вранье. И не обязательно осиновый – тополиный, осокоревый, по беде – любой не хвойной породы. Но недавно, не больше месяца назад, срезанный. И не в сердце, сердце вампира мертво. В печень. В принципе, если все это знать – совсем нетрудно. Сверхспособностей у них нет, в летучих мышей не превращаются, силой и реакцией запредельной не обладают, интеллект деградировавший. Есть, правда, суггестивные способности… Но вполне преодолимые.

Да, все так оно и было. Дар сомнений не оставлял.

– Для живых вампиризм заразен?

– Да. Но полноценными вампирами они не станут. Если только укус случайно совпадет со смертельной душевной болезнью…

Дэн не добавил – и если укусивший окажется. Царем Мертвых. Не добавил – ибо редко кто выживает после укуса Царя.

– Окружающим особо бояться не стоит. Но для самого укушенного все может обернуться плохо, – продолжил Дэн. – Очень плохо. Если затянуть с лечением.

– А как лечить?

– Упокоить вампира. – Казалось, Дэн слегка удивился наивности вопроса.

– Но как его найти? Вампира?

– Есть такой приборчик…. – Дэн порылся на столе, –вытащил из кучи странных конструкций одну, небольшого размера, и протянул Ване. – Прими на память о нашем разговоре. У меня таких несколько. В полость стрелки надо поместить каплю крови укушенного и раскрутить на рассвете…

Гироскоп, подумал Ваня. Скорее даже гирокомпас. Изящная подставка, несколько бронзовых окружностей, вложенных одна в другую… В самой середине – стрелка-сосудик. Но всегда указывать эта стрелка будет не на Полярную звезду, как в обычных гирокомпасах… На Наю, девушку с распущенными черными волосами. На вампира.

– Они наиболее слабы под вечер, до полуночи,, – сказал Дэн словно между прочим.

Ваня смотрел в бездонно-синие глаза и думал, что их обладатель скорее всего знает все: и о нем, и о Славке, и о Наташке, и о девушке-вампире Наоми.

А он, Ваня, знает только одно.

Каким будет Испытание.

Его Испытание.

Полгода назад.

Она была красавицей.

Не той красотой – что в глазах смотрящего, в которую надо долго вглядываться, дабы увидеть и понять – никого красивее для тебя на свете нет. Ее красота била наповал – достаточно держать глаза открытыми.

Она могла выбирать из многих – и, выбрав, могла без особого труда заполучить любого. Почти любого… И, как часто в таких случаях бывает, выбор ее оказался странен.

Даже страшен.

Черные волосы разметались широкой волной – и на белых подушках казались еще чернее. Он – стоял у окна. Молча. Неподвижно. Смотрел на бесконечный хоровод снежинок. Смотрел очень долго – казалось, он забыл обо всем. Или просто спал.

Но это лишь казалось. Она позвала – и он оказался рядом. Быстро. Почти мгновенно. Когда его звали – он бывал очень быстр. И – очень нетороплив, и ласков хотя странными порой казались его ласки. Страшноватыми. Но девушке с редким именем Наоми – нравились.

Губы ласкали, губы, руки – прекрасную грудь. След недавней любовной игры – круглый отпечаток перешедшего в укус поцелуя на ее шее – почти не виден под слоем тонального крема – никто и не увидит, никто не удивится двум крохотным, но глубоким ранкам-проколам среди отпечатков зубов.

Она отдается ему, закрыв глаза. Его серо-стальные глаза открыты.

Но спят.

Света на лестничной площадке не было.

Они столкнулись у Ваниной двери – два темных силуэта. Выскользнувшая из лифта Наташа и легко отшагавший шесть этажей вверх Ваня. Она отшатнулась было, но тут же узнала знакомую плечистую фигуру – и выдохнула с облегчением. Она шла из Публички медленно, неуверенно и… сразу все стало легко и просто, не надо думать и гадать, как встретит ее Славик. Бедный Славик… Бедный – пока он Славик…

…Кол был утоплен тупым концом в диван – и торчал острием под углом примерно сорок пять градусов. Полухин лежал на полу, рядом. Неподвижный. Голый по пояс. Наташка вскрикнула.

Ваня нагнулся, взял за руку. Пульс есть. Не ахти, но есть… Перевернул – поперек левой стороны груди протянулась царапина… Глубокая, рваная, заполненная спекшейся кровью – скорее даже рана. Глаза закрыты – обморок? На паркете небольшое кровавое пятно – натекло. Понятно… Ладно, не смертельно, жить будет…

Наташка, не дожидаясь распоряжения, уже подходила с аптечкой. Ваня внимательно посмотрел на острие кола – торчащее как раз на уровне сердца.

– Знаешь, он хотел стать мужчиной… – Слова падали медленно, как камни на дно реки. – По-всякому хотел… А сейчас, по-моему, – стал.

Немая сцена. Звуков нет, звуки ушли в самоволку.

“Хантер-хауз”. Прохор один. Мрачен, лоб хмурится. Все просчитано, до крохотных мелочей, – но Прохору тревожно. Он хорошо знает Ваню.

Крыльцо. Вечерний сумрак. Крупно: ноздри Прохора втягивают воздух. Раздуваются.

Уходит решительным шагом. Впереди мигающие отблески огней, музыка (но она не слышна).

Чуть позже. Возвращается с девицей. Молодая, но не чересчур. Лет восемнадцать. Прохор не любит рисковать ни в чем. Крашеная. Короткая юбка. Красивые ноги. Большая, немного уже отвисшая грудь.

Чуть позже. Внутри. Девица, наклонившись, опирается о стол. Юбчонка задрана, блузки нет. Прохор ритмично двигается сзади.