– Ты знаешь…

– Довольно обидно, когда хотят только моего тела. У меня еще даже не было предварительного свидания. – Он снова смотрит на наши руки.

– Насколько я могу судить, ты замечательно сложен. Чего еще должна я от тебя хотеть?

Я начинаю трогать и сжимать его руки в разных местах. Это самый худший шаблон соблазнения из всех, какие можно придумать, но Джошу, кажется, и дела нет. Локоть у него слишком большой, мне его не обхватить ладонью. Платье приходит на помощь и немного сползает вниз на груди, когда я тянусь к Джошу. Его глаза перемещаются к открывшейся ложбинке.

Когда мы снова встречаемся взглядами, я понимаю, что сказала глупость.

Он быстро закрывает тему, принимая хмурый вид:

– Сегодня мы этого делать не будем.

Я едва не парирую какой-нибудь резкостью, но, замечая, как Джош прикрывает глаза и делает глубокий вдох, понимаю, как мне не хочется завершать этот вечер.

– Если я задам вопрос о тебе, ты ответишь?

– А ты? – Он вновь обретает самообладание, как и я.

– Конечно. – Все, что мы делаем, взаимно – зуб за зуб.

– Ладно.

Джош открывает глаза, и сперва я не могу придумать никакого вопроса, который не раскрыл бы слишком многое обо мне самой.

Что ты на самом деле думаешь обо мне? Не есть ли все это тщательно разработанный план, чтобы разделаться со мной? Сильно ли я буду страдать?

– Давай превратим это в игру, как все, что мы делаем. Так легче. Правда или желание? – Я пытаюсь говорить легко, без напряга.

– Правда. Тебе ведь до смерти хочется, чтобы я сказал «желание».

– Что за коды ты пишешь карандашом в своем ежедневнике? Это для кадровиков?

Джош хмурится:

– А какое желание?

Его запах окутывает меня пряным туманом. Теплый плюшевый диван будто подбивает подкрасться ближе к коленям Джоша.

– Ты еще спрашиваешь?

Он встает сам и поднимает меня на ноги. Я засовываю пальцы за пояс его джинсов и ощущаю крепкое мужское тело. Едва не пускаю слюни.

– Мы не можем начать это сегодня. – Он вынимает мои пальцы из своих джинсов.

– Почему нет? – Кажется, я умоляю.

– Мне нужно больше времени.

– Еще только половина девятого. – Я иду за ним к входной двери.

– Ты сказала, что мы займемся этим всего раз. Мне нужно много времени.

Я ощущаю трепет между ног.

– Сколько?

– Много. Дни. Может быть, больше.

Мои коленки стукаются друг об дружку. Глаза Джоша прищуриваются.

– Давай завтра скажемся больными. – Я неутомима в стремлении найти средство снять с него одежду.

Он смотрит в потолок и тяжело сглатывает:

– Думаешь, я собираюсь растратить впустую свой единственный шанс, превратив его в стандартную ночь с понедельника на вторник?

– Это не будет пустая трата.

– Как бы тебе объяснить? Когда мы были детьми, Патрик всегда сразу съедал пасхальное яйцо. А я мог оставить свое до дня рождения.

– Когда у тебя день рождения?

– Двадцатого июня.

– Что это за знак? Рак?

– Близнецы.

– И почему бы тебе не съесть все прямо сейчас? – Вау, я умею сказать так, чтобы прозвучало грязно.

Он убирает волосы с моего плеча:

– Патрик ужасно мне завидовал. Он приходил в мою комнату и нависал над яйцом. Каждый день спрашивал, съел ли я его. Это ужасно бесило моего братца. И родителей доводило до исступления. Даже они начинали умолять меня съесть яйцо. Когда я наконец делал это, было гораздо вкуснее от сознания того, что кто-то еще так страстно хотел сделать то же самое.

Джош на полдюйма сдвигает с плеча мое красное платье и смотрит на кожу, а потом нагибается и втягивает в себя воздух. Я ощущаю щекотное движение воздушных струек и чувствую всем нутром, какой неземной пыткой были для всех его пасхальные яйца.

– Это извращение – возбуждаться от детской истории про двух братьев, правда?

Он прижимается губами к моему плечу и смеется. От поцелуя все тело вибрирует. Я окидываю взглядом его прекрасную спальню, она залита светом, который так и не выключили. Сине-белая, как роскошная коробка от Тиффани. Подарок с ленточкой. Комната, в которой я хотела бы провести не один день. Комната, из которой мне, вероятно, вообще не захочется выходить.

– Ты съедал его, откусывая по кусочку, или выбирал день и заглатывал целиком?

– Полагаю, ты это узнаешь. Со временем.

Джош берет ключи и стоит, позвякивая ими, пока я надеваю пальто. В лифте мы не прикасаемся друг к другу. Он безмолвно провожает меня на улицу до моей машины.

– Пока. Спасибо за чай. – Меня охватывает стыд. Вела себя как чокнутая. Почему я могу быть нормальной с такими парнями, как Дэнни, но с Джошем вечно начинаю придуриваться? Что-то твердое впивается в руку. О черт, я все еще держу в ней модельку. – Я чудачка. – Закрываю лицо руками, маленькие колесики крутятся у щеки.

– Да. – Джош тихо веселится.

– Прости.

– Оставь себе. Это подарок.

Вот она – первая вещь, которую Джош мне подарил, кроме роз. Я загордилась, аж слов нет, и заново изучаю модельку. На днище нацарапаны инициалы «ДТ».

– Это детское сокровище? С виду она старая. – Не думаю, что отдам ее, даже если Джош вдруг переменит решение.

– Может быть, она положит начало твоей новой коллекции. Думаю, я совершил нечто значительное для нас обоих. Мы соблюдали перемирие. На протяжении целой серии фильма.

– Ты хорошо умеешь держать за руку.

– Вероятно, я не слишком хорош во многих других вещах, но постараюсь исправиться, – говорит он.

Очень странно слышать такое, и я чувствую, что в разделяющей нас стене появляется новая трещина.

– Ну что ж, спасибо. Увидимся завтра.

– Нет, не увидимся. Я взял отгул.

Никогда еще Джош не брал отгулов.

– Займешься чем-нибудь особенным? – Я смотрю на окна его квартиры, и меня накрывает волной одиночества.

– У меня назначена встреча.

Только я подумала, что остановила верчение этого калейдоскопа странных чувств, как волшебная трубочка опять поворачивается и преподносит мне новый сюрприз. Такое ощущение, будто мне сообщили, что Рождество отменяется. Не будет Джоша, сидящего, как обычно, напротив меня? Приходится закусить губу, чтобы немного успокоиться.

«Пожалуйста! – умоляющим тоном обращаюсь к самой себе. – Прошу тебя, возненавидь Джоша снова! Это слишком тяжело».