чуть не прикончил на днях, — качает головой. — Шучу. Но вообще нет. Лет до семи я был неадекватом. Слышал, как маме советовали меня вернуть. Поначалу диагнозов навешали, пиздец. Потом поснимали. Оставили гиперактивность. Она всегда за меня заступалась. Она просто невероятный человек, не знаю никого, кто бы обладал таким же терпением. И даже ей в подростковом возрасте я успел наговорить херни. Она меня простила, но чувство вины осталось.

— Блин, Раф… Мне кажется, она тебя очень любит. Ты купил им дом. Я читала об этом. Помогаешь деньгами. В интервью всегда вспоминаешь. Это круто.

— Она знает меня, но тогда всё равно обиделась. Я понял сразу по глазам. Как и ты вчера. Тоже обиделась. Этот момент, когда понимаешь, что перешел грань. Пропустил маяк и пиздец. Назад нет дороги. Жуткий момент. У меня бывают. Теперь редко. За последние лет пять ни разу, это правда. Я как-то контролирую себя, держу в руках, это легко в принципе. Я и Боре сейчас морду не набил, хотя, может, и следовало бы.

Размышляю. Я никому об этом не рассказывала. Вообще никому. Мы всё еще на яхте, праздник давно закончился, мы причалили к берегу. Алекс продлил аренду еще на час. Мы занимались любовью и отдыхали.

— Я узнала, что папа поднимает руку на маму когда уже была подростком, — говорю быстро, пока не передумала. — Это был такой шок… Я долго считала, что он это делал не при мне, поэтому ничего не помню. Но Раф, кажется, в детстве я что-то видела, потому что не знаю, как иначе описать свою реакцию. Когда ты вчера выхватил у меня сумку, меня сковал ужас. Такое уже было однажды. И да, тренеры часто на меня орали. Но они все были женщинами. Однажды на меня рявкнул Павел Михайлович, причем он совершенно ничего такого не сказал: не угрожал, не оскорблял. Меня же затрясло так, что он сам перепугался. Я потом до вечера не могла успокоиться. Андреева больше не ставила меня работать с мужчинами. Даже на разминку. Поэтому думаю, возможно, я что-то всё же видела в детстве, — шмыгаю носом. — Просто забыла. Еще эта слезливость дурацкая! Чуть что — я сразу в драме. Это ведь ненормально. Все вокруг понимают, а что сделаешь. Ты хотел себе железную гимнастку, а выбрал самую психически нестабильную.

Он вновь целует мою руку.

— Я не допущу повторения. Повешу себе огромный маяк.

— Какое-нибудь стоп-слово? Типа можжевельник?

Он улыбается. Потом качает головой:

— Просто скажи, что тебе страшно. Я поймаю эмоцию. Обещаю

Он приближается, и мы снова целуемся. Нежно, сладко.

Я думаю о том, что он будто со мной нянчится, постепенно позволяя себе больше. Будит во мне женщину, ни на чем не настаивая, не требуя. Лишь восхищаясь. На эмоциях вчера он выпалил, что в постели я так себе. Наверное, это правда. Тут и спорить глупо, в общем-то.

Поздняя девочка. Месячные начались у самой последней в группе. А у него, наверное, самый разный был секс. Самый-самый разный. И жена с взрывным характером… наверное, она могла ему дерзко ответить и потом соблазнить. Наверное, в пылу ссоры они трахались.

Скручивает как от боли.

Я не такая.

Зажмуриваюсь.

Потом глаза распахиваю и смотрю на него. сердце сжимается. Так хорошо с ним. И в постели нравится. И то, какой он. И даже извинения эти частые, ошибки, раскаяние. Работа над собой, исправления. Эмоционально сломанный мальчик из детского дома старается жить нормально, соответствовать. Он очень многого добился. И мне безумно хочется стать частью его жизни.

— Почему ты развелся с женой? — спрашиваю. Давно уже болтался на языке вопрос.

— Не сошлись характерами.

— То есть, ты ей изменил? Скажи, это ничего страшного. Тебе было двадцать, я не буду судить.

— Я уже ответил. Измена — это не причина, а следствие чего-то. Нам, кстати, скоро собираться. Или еще продлим?

— Нет, дорого. Мы всё равно в каюте, лучше в номере поваляться. Давай еще минуту лежим и встаем. Платье, надеюсь, высохло.

Я обнимаю Алекса за шею, мы целуемся. Его рука ласкает грудь, опускается ниже. Накрывает промежность. Поцелуй становится увереннее, он больше не просто желание быть ближе. Алекс с помощью него как будто спрашивает. Еще меня хочет. Я теперь чувствую, понимаю, откликаюсь.

Доверчиво раздвигаю ноги навстречу его руке, и он начинает ласкать. Гладить, водить.

Обнимаю крепче, прижимаюсь.

— Я люблю тебя, — посылаю важный запрос на откровенность.

— Я люблю тебя, — отвечает незамедлительно.

Мы крепко обнимается, его рука движется быстрее. Пальцы легко проникают в меня, скользят, отчего возбуждаюсь сильнее. Там всё еще жарко после его поцелуев.

Тело словно проволокой окутывает, по ней ток бежит. Разряды к каждой клетке. Стыд исчезает, смущение посылаю в пропасть. Я не буду спорить и обижаться, он сказал про меня и постель, наверное, правду. Но при этом он ведь любит. Ему нравится. Я просто научусь быть раскованнее, и всё получится.

От Алекса безумно вкусно пахнет, этот запах становится моим миром.

Наши губы не отрываются, его язык у меня во рту. Алекс поглощает меня, он всюду становится. Так сильно это ощущение нравится, что признаться страшно.

Сжимаю его лопатки. Выгибаюсь, царапаю. Мы вместе двигаемся, а он пальцами меня трахает. В какой-то момент хлопает ладонью прямо по самой нежной коже. Я выдаю стон, он тут же продолжает. Безумие. Легкие удары проходятся по нервным окончаниям, лишая остатков сопротивления. Сам дышит часто. Сам он просто невероятный.

Я тону в этом всем. В своих бездонных чувствах, в его бешеной взаимности. В том, что мы вместе. Что преодолеваем трудности. В том, как приятно он делает. Как важен он, как сильно важен для меня.

Оба стонем, когда его пальцы вновь проникают в меня. Быстрые резкие движения. Еще и еще.

В момент оргазма я запрокидываю голову и сжимаю его руку ногами. Перекатываюсь на бок, дрожу, ерзаю, наслаждаясь спазмами. Удовольствием, греющим тело до самых кончиков. Рафа обнимает крепко, прижимает к себе.

— Моя, — обжигает ухо дыханием. — Блядь, моя девочка.

Мы опять целуемся. Я тянусь и сжимаю его член, понимая, что он вновь напряжен. Следуя порыву, наклоняюсь и обхватываю ртом головку. Обвожу языком, втягиваю в себя. Кожа такая нежная, что испытываю небольшой шок. Мне совсем не противно, напротив. Интересно. Охватывает азарт.

Алекс садится, я приподнимаюсь на колени, чтобы было удобнее. Убираю волосы через плечо.

— Ива, — выпаливает он.

Отрываюсь, смотрю на него, облизываюсь.

— Я продолжу?

Кивает.

Наклоняюсь. Облизываю ствол снизу вверх, импровизирую. Ласкаю его, целую. Люблю. Потом начинаю сосать, помогать