Едва уснула — мой прекрасный принц сбежал на диван. Спит в неудобной позе, скрючился весь. Как и «положено» в люксе, который он оплачивает. Аж бесит!

Забираюсь под одеяло, устраиваюсь сверху и целую. В лоб, щеки, губы.

Бурчит, отворачивается. Но не тут-то было!

— У меня внизу живота ноет. Это ты виноват. Поимел и сбежал!

Улыбается слегка, глаза не открывает. Бормочет:

— Есть таблетки, мне врач прописал. В России они не продаются. Я на них ровный даже во сне, — обнимает, прижимает к себе. — Очень хорошо высыпаюсь. Скоро будем спать вместе. Каждую ночь.

— Ты хочешь?

— Мечтаю.

— И я мечтаю. Просыпаться рядом с тобой.

Он переворачивает меня и нависает, утыкается в шею. Шумно вдыхает мой запах.

— Алекс… мы вчера не договорили. Ты правда совсем не хочешь детей? Или пока? Или со мной?

Он снова морщится. Недовольно стонет.

— Нет, я не к этому. Просто… твоя категоричность удивила. Как же построить империю и оставить наследника?

— Малыш…

Он приподнимается, потом встает.

Обнаженный, красивый. Всё в нем ладно и как нужно. Очень мужественный. Утренний стойк внушительный, и я прячусь под простыни, как бы Алекс не придумал ему другое применение. И хочу, и боюсь этого — правда ведь ноет! Губы облизываю. Если он сейчас что-то приятное скажет, я точно ему минет сделаю. Как позавчера.

Он идет к брошенным во вчерашней спешке на полу джинсам. Достает телефон.

— Я просто хочу знать, — выпрашиваю.

— Мой ребенок может быть как я, — говорит быстро, сухо.

— Красивым и гениальным?

— Спроси у моей матери, как было меня растить. Даже вот эти шрамы, что я закрыл татухами. Обливался кипятком. В травме постоянно. Весь череп в шрамах, благо волосы густые. Чтобы вырастить моего ребенка надо иметь колоссальное терпение. И очень много любви внутри. Цунами любви.

— Ты считаешь, у меня этого нет?

— Такое терпение есть лишь у моей матери. Ива, не забивай голову. Я тебя люблю и хочу быть с тобой.

— Но мать для своего ребенка будешь искать другую?

— Нет. Никого не буду искать, — смотрит умоляюще. Возвращается к мобильному. — Вернемся к этому вопросу через несколько лет, окей? У меня пока нет времени заниматься ребенком. Совсем. А родить, чтобы бросить на произвол, — это пиздец. Пиздец, блядь!

Он сжимает телефон, а затем швыряет его на стол.

Вздрагиваю и резко сажусь.

— Рафа, ты чего? Я ведь просто… кокетничала. Я таблетки начала пить, сама не хочу становиться матерью в ближайшие годы. Я просто… не знаю. Я тебя съесть этой ночью хотела, и поэтому и разговоры такое. Просто помечтать о будущем.

— Ива… — он поднимает глаза, в них острота, растерянность, которая так сильно ему не идет. И которую ни разу не видела ни до, ни после. — Пиздец, малыш. Впервые такое. Тебе в визе отказали.

Глава 34

Алекс говорит по телефону, ходит по комнате. Я сижу на кровати, обнимаю колени и пялюсь в пол. Судьба шлет удар за ударом. Будто проклял кто-то!

Да сколько можно быть сильной! Да, спортсменка, да — железная девочка. Но разве не хватит проверять метал на прочность?

Мама, конечно, скажет, что это знак. Бог уберег от поездки или еще что-то в этом роде. Я смотрю на загорелую спину Алекса, покрасневшие из-за вчерашнего солнца плечи. На его по-модному выбритый затылок, на черные чуть волнистые волосы, которые он нервным жестом зачесывает назад… И белугой выть хочется.

Не могу я его отпустить! Ну как же так?!

Это наша поездка, наш конфетно-букетный период. Наши отношения. Равский — мой родной человек. Мы во всем признались друг другу, обо всем поговорили. Он обещал, что мы будем спать в обнимку. Что он завод покажет. Свои любимые места в Сиднее.

Он говорил, что я необходима ему для баланса, чтобы не заработаться и не выгореть.

Мама учила, что одно дело стать содержанкой, а другое — пройти с мужчиной бок о бок трудности. Я понимаю как никогда ясно, что хочу эти трудности! Нравятся они мне, и обязательно будут по плечу. Та жизнь, что будет с Алексом. Он сам. Я хочу именно эти трудности!

Дайте их мне!

Как же я хочу быть с ним, Господи! Трясет аж. Мы столько планов построили: я подтяну язык в Австралии. Там же и поступлю учиться. Потому что завод во всю строится, через год запустится, Алекс будет жить в Австралии на постоянке.

Он заканчивает говорить, подходит ближе, плюхается на пол, тянется к моим ступням, начинает разминать их. Смотрит в глаза.

— Ни хрена не понимаю. Ива, видимо, дело в том интервью, — пожимает плечами. — У австралийцев сейчас мощный курс в сторону экологической безопасности. Ты попала в список нежелательных персон, и когда они оттуда вычеркнут — хер знает.

— Да поняла уже! — дергаюсь. — Поэтому они покупают твои батареи. И не хотят у себя видеть меня, гадину такую, которая рыдала о карьере, а не о розливе нефти!

— Мы подадим еще раз. Возможно, была допущена ошибка в документах, я попрошу своих юристов посмотреть. Но на это мало надежды, я проверял лично. Ошибок не было.

Я набираюсь смелости и произношу вслух:

— Если мне снова откажут? Три отказа подряд и запрет на въезд на пять лет.

Он молчит.

— Ты будешь там, а я здесь. Я умру от ревности, Алекс. — Смотрим другу на друга. — Я уже умираю.

Тонуть в глазах — банальное выражение, которое, наверное, у большинства вызывает смех. У меня тоже вызывало раньше. Я не очень понимала, как и зачем смотреть другому человеку в глаза так долго. Молча. Ведь проще сказать словами.

Я тону в его глазах самым, блин, натуральным образом. Потому что у сидящего у моих ног мужчины внутри, по ощущениям, ураган просто. Мы оба в шоке. Он, кажется, еще в большем, чем я. Наверное, такого с ним еще не было — чтобы любовь взаимная, и преграда — расстояние. Преграда — консульство. Какие-то чужие люди, какие-то закрытые списки. Решения, на которых не в силах повлиять, пусть у тебя куча миллионов!

— Я могу отправить снова Бориса, — говорит он, наконец.

— Борис не решит проблем, ты издергаешься.

Алекс поднимается на ноги, подходит к окну нашего люкса, смотрит вдаль. Злится. Я понимаю, что значит отказаться от мечты. Сама такой была. Если он это сделает из-за меня, то возненавидит. Бросаю в спину:

— Мое интервью, моя вина. Когда ты лицо страны, надо головой думать, что именно произносишь. Надо стойко переносить боль и потери. А не