Он не переставая изрыгал проклятия. Но в такси я почувствовала себя относительно безопасно, и меня охватил гнев, такой сильный, что перед ним отступили страх и слезы.

– Да? – спросила я с сарказмом. – Тогда скажи, как ты собираешься это сделать.

– Возьму большой нож и порежу тебя на куски. Пошлю твоим родителям нос и ухо. Они никогда больше не увидят тебя! Вместе с твоим гробом я вышлю пепел сожженного американского флага.

Я оцепенела от ужаса. Зачем я его спровоцировала? Он действительно обезумел, и неизвестно, что он может сделать. Угрозы звучали вполне реально. Я не сомневалась, что он способен совершить то страшное, что так детально описал.

Он что-то продолжал бессвязно говорить, кричал, визжал, заикался. У меня уже не хватало смелости вступать с ним в пререкания. Я могла лишь лелеять слабую надежду, что он все-таки разрядит свой гнев словами, а не действиями.

Такси двигалось в сторону клиники, где работал Муди. Он успокоился.

Когда машина остановилась в образовавшейся пробке, Муди повернулся ко мне и скомандовал:

– Выходи!

– Я не выйду.

– Я сказал выходи! – заорал он, затем повернулся и открыл дверь. Второй рукой он вытолкнул меня. Я осталась на улице. К моему удивлению, Муди сидел в машине. Пока я сообразила, что происходит, дверь захлопнулась, и машина уехала, увозя Муди.

Окруженная толпой спешащих людей, занятых своими делами, я почувствовала себя покинутой и одинокой, как никогда ранее. Прежде всего я подумала о Махтаб. Может быть, Муди отправился в школу, чтобы забрать Махтаб, избить и спрятать от меня? Нет, он поехал в клинику.

Я знала, что в полдень он вернется за Махтаб, но сейчас у меня есть несколько часов.

Найти телефон! Позвонить Хелен! Позвонить в полицию! Позвонить кому-нибудь, кто мог бы положить конец этому кошмару!

Я нигде не могла найти телефон и какое-то время тащилась как обезумевшая по улице. И вдруг я сообразила, где нахожусь, – совсем близко от дома Элен. Я помчалась бегом, проклиная длинное пальто, которое сковывало мои движения. Я молила Бога, чтобы Элен и Хормоз были дома. Если мне не удастся связаться с посольством, я должна буду довериться Элен и Хормозу. Должна же кому-то я довериться!

Уже возле дома Элен я вспомнила о ближайшем магазинчике с телефоном. Может быть, мне удастся позвонить оттуда? Миновав дом Элен, я старалась прийти в себя, чтобы не вызвать подозрений. Я заставила себя войти в магазин спокойно и сказала хозяину, что я подруга Элен и что мне бы хотелось позвонить. Он разрешил.

Уже через минуту я разговаривала с Хелен, и все мое самообладание рухнуло.

– Помогите мне, вы должны мне помочь, – говорила я, всхлипывая.

– Успокойтесь, пожалуйста. Что случилось? Я рассказала о происшедшем.

– Он вас не убьет, – заверила Хелен. – Он уже и раньше грозился.

– Нет. Он собирается сделать это сегодня. Вы должны прийти ко мне. Прошу вас…

– Вы можете прийти в посольство?

Я задумалась. Я бы не успела добраться до посольства и вернуться оттуда в школу за Махтаб к двенадцати часам, а мне нужно было там быть, несмотря на огромный риск. Мне необходимо было спасти ребенка.

– Нет, – ответила я, – я не могу.

Я знала, что ежедневно Хелен осаждают многочисленные посетители, иностранцы, которые оказались в Иране каждый со своей грустной и отчаянной историей. Она очень дорожила временем и почти не имела возможности выйти. Но я так нуждалась в ней сейчас!

– Вы должны прийти!

– Хорошо, но куда?

– В школу Махтаб.

– Хорошо.

Я побежала обратно в сторону главной улицы, где можно было поймать такси. Слезы струились по моему лицу, на бегу я расталкивала прохожих. Я пробегала мимо дома Элен, когда Хормоз выглянул в открытое окно второго этажа.

– Бетти! – крикнул он. – Куда ты бежишь?

– Никуда. Все в порядке. Оставь меня! Хормоз почувствовал тревогу в моем голосе. Он выбежал из дому и догнал меня. Через минуту мы уже стояли на перекрестке.

– Что случилось? – спросил он.

– Оставь меня! – ответила я, всхлипывая.

– Нет, мы не оставим тебя одну. В чем дело?

– Ни в чем. Я должна идти.

– Зайди к нам.

– Не могу. Мне нужно быть в школе Махтаб.

– Зайди, – повторил он мягко. – Скажи, пожалуйста, что случилось. Потом мы отвезем тебя в школу.

– Нет. Я звонила уже в посольство. Меня будут ждать возле школы.

Хормоз почувствовал себя уязвленным. Затронули его национальное достоинство.

– Зачем ты звонила в посольство? Это не их дело. Пусть не вмешиваются. Они ничем не помогут тебе.

В ответ я лишь разрыдалась.

– Ты делаешь большую ошибку. У тебя действительно будут проблемы с Муди из-за этого звонка в посольство.

– Я ухожу.

Хормоз понял, что не переубедит меня.

– Хорошо, – согласился он, – мы с Элен отвезем тебя.

– Спасибо, только быстро!

В школе было смятение. Ханум Шахин сообщила, что Махтаб в классе. Она подавлена, но спокойна. Директриса посоветовала мне сейчас не тревожить ее. Элен и Хормоз долго разговаривали с ханум Шахин, выясняя подробности происшедшего. Хормоз выглядел огорченным и обеспокоенным. Он чувствовал себя неловко, слушая о Муди и видя мои страдания. Он думал, как бы уладить этот конфликт, не создавая новых осложнений.

Спустя какое-то время Азар подошла ко мне и сказала:

– Кто-то ждет вас на улице.

– Кто? – подозрительно спросила ханум Шахин.

Хормоз что-то сказал ей по-персидски, и ее лицо нахмурилось. Она не хотела, чтобы в этот конфликт вмешивались представители швейцарского посольства. Но я проигнорировала гневный взгляд директрисы.

Хелен и господин Винкоп ждали возле школы. Они подвели меня к машине, которая не была похожа на посольскую, и посадили на заднее сиденье. Там я рассказала им всю историю.

– Мы увезем вас в полицию, – предложил господин Винкоп.

В полицию! Я уже не раз задумывалась над этой возможностью, но всегда отбрасывала ее. Полицейские были иранцами, исполнителями иранских законов. По иранским законам Муди был хозяином семьи. Они могли мне как-то помочь, но я боялась окончательного решения. Меня могли выслать, заставить покинуть страну без дочери. Махтаб осталась бы навсегда в этой безумной стране у психически больного отца. И все же в данный момент полиция казалась мне единственным спасением. Вспоминая события этого раннего утра, я была уверена, что Муди реализовал бы свои угрозы. Я боялась за Махтаб еще больше, чем за себя.