– Мадам, вы больны? – спросила Эмма и, видно, тут же пожалела, что спросила об этом. Подобный личный вопрос не следовало задавать незнакомке, особенно той, которая так сильно огорчила ее мужа.

Вера утвердительно кивнула и пожала плечами.

– В старости это, наверное, неизбежно.

– Еще я хочу извиниться перед вами за вспышку своего мужа, – сказала Эмма и в нерешительности умолкла.

Она знала, Йозеф был бы вне себя, если бы узнал, что она пошла к Вере. Но Эмме очень хотелось с ней увидеться.

– Вы, вероятно, понимаете, что для него все это было истинным потрясением.

– Он имел полное право… – начала Вера и запнулась – к горлу подступили рыдания, и она пыталась с ними справиться.

Она несколько раз глубоко вдохнула и посмотрела Эмме в лицо. В нем не было ни осуждения, ни ненависти. Судя по выражению ее глубоких карих глаз, Эмма готова была ее выслушать. И Вера решила, что должна ей все объяснить.

– Когда я познакомилась с Ласло – отцом вашего мужа, – он выглядел таким мрачным, таким подавленным… И мне захотелось, чтобы он просто улыбнулся. – Вера взмахнула руками. – Какая же это нелепость! Ведь в конечном счете я причинила ему такую боль!

– Вы не знали, что он был женат, верно? – мягко спросила Эмма.

– Нет, не знала, – покачав головой и вздохнув, ответила Вера. – Я в него влюбилась, а потом он признался, что у него есть жена и сын. И в тот же день я уехала. А его письма…

– Вы их не читали, – с сочувствием подхватила Эмма. – Зато я их прочла.

– Что?! – изумленно воскликнула Эмма.

– Несколько лет назад мы с Йозефом провели лето в его семейном загородном доме в Солимаре. Там я почти сразу – слезая с лошади, – растянула лодыжку и до конца нашего отдыха не могла встать с постели. Уже на второй день мне стало до смерти скучно. Я осмотрела спальню в поисках хоть какого-нибудь развлечения и наткнулась на эти письма. – Эмма виновато посмотрела на Веру. – Я, разумеется, слышала об этих письмах и раньше, но, честно говоря, не могла поверить, что их не уничтожили. Они лежали в ящике гардероба – сорок-пятьдесят писем, перевязанных выцветшей красной лентой.

– Расскажите же мне, что в них было написано? – дрожащим голосом, с полными слез глазами, попросила Вера.

– Ласло изливал в них любовь, нежность, боль, просил прощения, – с уважением проговорила Эмма. – В жизни я такого не читала!

Вера, уткнувшись лицом в ладони и закрыв глаза, впитывала каждое ее слово. А Эмма внимательно разглядывала сидевшую перед ней старушку: скрюченные пальцы, поредевшие седые волосы. Такая безобидная и такая уязвимая. Неужели это действительно та женщина, которая довела отца Йозефа до самоубийства, а заодно и разрушила его семью? Вера подняла голову и посмотрела на Эмму.

– Я не читала их, – медленно, четко произнося каждое слово, заговорила она, – потому что из-за слабого характера боялась, что поддамся соблазну, а я хотела поступить так, как следовало.

– Признаюсь, – продолжала Эмма, – в то лето, прочитав эти письма, – Йозеф о моем времяпровождении даже не догадывался, – я безумно захотела узнать, что за женщина могла пробудить в человеке такую страсть.

– Этой женщины, – вытерев носовым платком глаза и сжав его в кулаке, шепотом проговорила Вера, – уже давным-давно нет…

– Знаете, благодаря этим письмам я поняла, почему в Йозефе было столько горечи. Когда не стало его отца, ему было лет семь-восемь, и отец запомнился ему суровым, молчаливым человеком. В их доме всегда царило молчание: в столовой, в гостиной – везде и повсюду.

Эмма умолкла. Ей вдруг стало стыдно, что она обсуждает мужа с его врагом.

– Я думаю, Йозефу было больно, что его отец посвятил вам столько слов – можно сказать, целые тома. Но сам он писем отца никогда не читал. Он говорил, что от одного взгляда на конверты у него внутри все переворачивается.

Эмма украдкой посмотрела на Веру, не обидела ли она ее своим замечанием, но Вера сидела, опустив глаза, уставившись в скомканный в кулаке платок.

Эмма тронула ее за руку.

– Возможно, – пытаясь заглянуть Вере в глаза, снова заговорила Эмма, – если бы он их прочел, он бы отнесся к вам с большим сочувствием.

– Если бы я хоть что-то могла изменить, – глухо откликнулась Вера.

Она, чтобы согреться, принялась растирать себе ладони – за время их беседы ее жар сменился ознобом.

– Боюсь, миссис Синклер, что тут уже ничего не поделаешь, – вставая с места, проговорила Эмма. – Мне, пожалуй, пора идти.

Вера привстала и сердечно пожала женщине руку.

– Миссис Рихтер, – спохватилась вдруг Вера, – когда вы пришли, у двери стоял мальчик. Это ваш сын?

Эмма Рихтер улыбнулась:

– Да, это наш Макс.

– Вы не станете возражать, – Вера на мгновение прикусила губу, – если я с ним познакомлюсь? Я сделаю это очень тактично. Где-нибудь в гостиной? Мне бы очень хотелось познакомиться с внуком Ласло.

Эмма бросила взгляд на Веру: бледная, иссохшая старушка едва держалась на ногах. Ну какой может быть от этого знакомства вред?

– Миссис Синклер, я ничуть не возражаю. Макс весь вечер проведет с няней. Скорее всего, они будут в гостиной.

– Благодарю вас, – ответила Вера. – И спасибо, что пришли со мной повидаться.

– Прощайте, миссис Синклер, – сказала Эмма и вышла из комнаты.

Глядя на закрывшуюся за ней дверь, Вера глубоко вздохнула. В комнате теперь стало совсем тихо. Она еще раз промокнула платком глаза и легла в постель под одеяло. Ей нужно было отдохнуть. Еще час-другой, и она встретится с внуком мужчины, которому она чуть было не позволила себя полюбить. И с улыбкой на лице она провались в лихорадочный сон.

* * *

Пообедав у себя в комнате, Констанция взялась расписывать тарелки. Ее головная боль, к счастью, прошла, но, волнуясь из-за предстоящего ужина с Сержем, она решила занять себя рисованием. Устав от собственных узоров, Констанция попыталась вспомнить узор, который она не раз копировала тем летом, что провела у тетушки Перл. Ей удались и розовые бутоны, и завитушки вокруг бутонов, но остальной узор никак не получался. Констанция посмотрела на часы: почти четыре – время чаепития в гостиной. Чашка крепкого чая будет ей сейчас как нельзя кстати, и, отложив в сторону акварельные краски, она с довольным видом вышла из каюты. За последние часа два эта комната явно уменьшилась в размере.

Поскольку из-за тумана на палубе остались лишь самые рьяные любители прогулок, гостиная была полна публикой почти до отказа. Констанция двинулась по комнате в поисках свободного места, то и дело наталкиваясь на пассажиров, которые дремали, читали, играли в шахматы или домино. На глаза ей попалась пара молодоженов, которых она раньше видела на палубе. На этот раз они уже не решали кроссворд, а с перепачканными кремом лицами увлеченно кормили друг друга пирожными «наполеон». Эта парочка напомнила Констанции Фэйт и Мишеля, и она отвернулась, решив про себя, что в переполненной людьми гостиной подобной интимной сцене вовсе не место.