– О’кей. Значит, я буду платить тебе раз в неделю.

– Минутку. Не можем ли мы начать работать по этой системе с завтрашнего дня? Сегодня мне деньги просто необходимы. У меня и у жены нет ничего. Абсолютно ничего. У меня только та одежда, что на мне, и ничего больше. То же самое у жены. Я-то могу потерпеть еще несколько дней, но есть вещи, без которых женщина обойтись не может.

Он пожал плечами:

– Как хочешь. Но тогда сегодня ты не получишь премиального доллара за час. А если завтра опоздаешь хоть на минуту, я буду считать, что ты проспал, и снова вывешу на окно объявление.

– Я не алкаш, мистер Каугерл.

– Посмотрим. – Он повернулся к кассовому аппарату и что-то сыграл на его клавиатуре. Не знаю, что именно, так как в таких аппаратах ничего не смыслю. Это счетная машина, но она не похожа на нумератор Бэббиджа. У нее клавиши как у пишущей машинки. А наверху окошечко, где, как по волшебству, появляются буквы и цифры.

Машина застрекотала, зазвенела, потом мистер Каугерл вынул из нее карточку и подал мне:

– Вот, пожалуйста.

Это была картонка около трех дюймов в ширину и семи в длину, со множеством маленьких дырочек и надписью, гласившей, что это чек в Ногалесский коммерческий и сберегательный банк, которым «Гриль Рона» поручает выплатить Алеку Л. Грэхему… Думаете, сто долларов? А вот и нет!

Пятьдесят один доллар и двадцать семь центов.

– Что-то не так? – спросил Каугерл.

– Хм… Я ожидал получить по двенадцать пятьдесят за час.

– Именно столько я тебе и заплатил. Восемь часов по минимальной ставке. Вычеты можешь проверить сам. Это, знаешь ли, не я рассчитывал, это машина Ай-би-эм образца тысяча девятьсот девяностого года, и считает она по программе «Кассир плюс», разработанной все той же Ай-би-эм. Фирма Ай-би-эм готова выплатить десять тысяч долларов любому работнику, если он докажет, что эта модель и эта программа сделали хоть малейшую ошибку при расчете заработной платы. Вот посмотри-ка. Общий заработок сто долларов. Далее перечислены все вычеты. Сложи их. Вычти из общей суммы. Сверь с распечаткой. Но никаких претензий ко мне. Эти законы не я сочинил – мне они противны еще больше, чем тебе. Ты пойми, каждый посудомой, который сюда нанимается – будь он мокроспинник или гражданин этой страны, – мечтает, чтоб я платил ему наличными, без вычетов. А ты знаешь, на сколько меня оштрафуют, если поймают? А что будет, если меня застукают во второй раз? И нечего так кисло на меня смотреть… иди и разговаривай с властями.

– Я просто ничего не понимаю. Мне это все внове. Вот что означают эти вычеты? Например, вот этот – «адм.»?

– Это означает «административный сбор», но не спрашивай меня, почему ты должен его платить, поскольку я вынужден вести всю бухгалтерию и, конечно, никаких гонораров за это не получаю.

Я попробовал сверить другие вычеты с пояснениями, напечатанными мельчайшим шрифтом на карточке. Выяснилось, что «соц. стр.» означает «социальное страхование». Не далее как сегодня утром юная леди мне о нем говорила, и я ей тогда ответил, что, хоть и не сомневаюсь в великолепии самой идеи, подпишусь под ней чуть попозже – сейчас у меня слишком мало денег. «Мед. стр.», «больн. стр.» и «дант. стр.» было нетрудно разгадать, но сейчас я не мог позволить себе и эту роскошь. А вот что такое «ПЛ-217»? Мелкий шрифт содержал лишь ссылку на дату и страницу в «гос. реестр.». А что это еще за «мин. обр.» и «ЮНЕСКО»?

И что такое «подоходный налог»?

– Все равно ничего не понимаю. Слишком ново для меня.

– Алек, ты не один такой непонятливый. Но почему ты говоришь, что это ново для тебя? Так было заведено еще до твоего рождения… Во всяком случае, уже при жизни твоего папаши и даже деда.

– Извините. А что такое подоходный налог?

Он так и выпучил глаза:

– А ты уверен, что тебе не надо обратиться в дурдом?

– А что такое дурдом?

Он вздохнул:

– Похоже, мне нужно туда обратиться. Слушай, Алек, забирай все это и ругайся насчет вычетов с властями, а не со мной. Ты говоришь так искренне, – наверное, тебя и впрямь переклинило после масатланского землетрясения. А я пойду домой и приму успокоительное. Давай бери свой чек.

– Ладно. Только не знаю никого, кто бы заплатил мне по чеку.

– Нет проблем. Сделай передаточную надпись на обороте, и я выплачу тебе наличные. А корешок оставь себе, потому что федеральная налоговая служба потребует все корешки чеков и проверит все вычеты, прежде чем оформит возврат налоговой переплаты.

Этого я тоже не понял, но корешок спрятал.

Невзирая на такое вопиющее безобразие – половина моего заработка испарялась до того, как мне его выдавали, – наше положение с каждым днем улучшалось. Мы с Маргретой в совокупности зарабатывали более четырехсот долларов в неделю, которых хватало не только на хлеб насущный, но и на покупку одежды и других столь же необходимых вещей. Теоретически Маргрета получала столько же, сколько повариха, которую она заменила, то есть двадцать два доллара в час при двадцатичетырехчасовой рабочей неделе, или пятьсот двадцать восемь долларов в неделю.

Фактически же с нее удерживали столько же, сколько с меня, поэтому на руки она получала лишь двести девяносто долларов в неделю. Но это тоже в теории, так как пятьдесят четыре доллара вычитали за жилье. По-божески, подумал я, когда узнал, каковы тут цены на квартиры. Нет, это было более чем приемлемо. Затем с нас брали сто пять долларов в неделю за еду. Брат Маккоу сначала назначил сто сорок долларов и даже предлагал показать бухгалтерские книги в доказательство того, что миссис Оуэнс (постоянная кухарка) платила именно столько, то есть десять долларов в день, а потому нам вдвоем следует вносить сто сорок долларов.

Я согласился, что это справедливо (поскольку видел цены в меню «Гриль Рона»), но лишь в теории, поскольку обедал я на рабочем месте. В общем, мы сошлись на десяти долларах в день для Маргреты и половине этой суммы для меня.

Итак, из пятисот двадцати восьми долларов в неделю Маргрете оставался сто тридцать один.

Хорошо еще, что она получала деньги регулярно, ведь подобно многим другим церквям Армия спасения не только перебивалась с хлеба на воду, но иногда и хлеба-то не хватало.

И все-таки нам было неплохо и с каждой неделей становилось все лучше. Уже в конце первой недели мы купили Маргрете новые туфли – отличного качества, очень красивые – всего за двести семьдесят девять долларов и девяносто центов на распродаже в универмаге «Джей-Си Пенни», раньше стоившие триста пятьдесят долларов.

Конечно, она подняла шум из-за того, что новую обувь покупают первой ей, а не мне. Но я сказал, что на мои ботинки уже скоплено более ста долларов и что лучше припрятать деньги до следующей недели так, чтоб у меня не возник соблазн пустить их на ветер. Она серьезно обдумала мое предложение и согласилась.