И все-таки одной карты не хватало — интуиция подсказывала, что она окажется джокером, а имея ее на руках, можно бить кого угодно и как угодно. И Прокурор уже знал или почти знал, какой именно карты….

Движения хозяина кремлевского кабинета обрели былую уверенность.

— Машину к подъезду, — произнес он в трубку и, мельком взглянув на собственное отражение в огромном настенном зеркале, почему-то окончательно убедился в своей правоте…

Днем за городом прошел парной дождик, и вечер выдался на редкость погожим, теплым и ласковым — ни единого облачка на прозрачном закатном небе, западный край которого уже розовел.

Лютый лежал на мокрой после дождя траве, уткнувшись лицом во влажную землю. Она пахла грибами, мокрым лесом. И если закрыть глаза, то можно было подумать, что находишься не на стрельбище совсекретной структуры с загадочным названием «КР», а где-нибудь на отдыхе. Правда, забыться не дали две короткие автоматные очереди. Одна из них прозвучала слева от него, вторая справа. Звуки выстрелов раскатистым громом пронеслись над полем и, отразившись от недалекого леса, вернулись к стрелявшим.

Это были очередные занятия — на этот раз по тактике боя на пересеченной местности.

Максим посильнее сжал цевье автоматической винтовки М-16 и поудобнее пристроил приклад, уперев его в плечо: сейчас между деревьями должна была появиться цель — всего лишь на несколько секунд, но ее надо было поразить с первого же выстрела.

Неожиданно за перелеском, где на КП находился Рябина, гулко прогремел громкоговоритель:

— Курсант Лютый, прекратить занятия, сдать оружие и вернуться на базу…

Максим, поднявшись, закинул автоматическую винтовку за спину и пошел, он не знал, почему Рябина распорядился отставить сегодняшние учения, но интуиция говорила — наверняка не просто так.

Для чего его вызывают?

Что могло произойти?

Нечаев ничем не выдавал ни волнения, ни тем более удивления: человек, прослуживший в структуре КГБ три года, человек, имевший непосредственное отношение к самой секретной и загадочной из всех российских спецслужб, так называемому «13 отделу», человек, из-за предательства начальства потерявший семью и проведший два года за «решками», имеет моральное право не доверять никому. Ничто так не способствует равнодушию, как недоверие. Если теперь Лютый и удивлялся чему-нибудь, то никогда, ни при каких обстоятельствах не выдавал этого.

Вот и теперь: молча сдал оружие и боеприпасы, молча сел в командирский УАЗик…

Рябина был сосредоточен и суров. Сидя за рулем, он то и дело бросал на сидящего рядом быстрые косые взгляды, словно пытаясь определить, догадывается ли тот о чем-нибудь или нет.

Нечаев сосредоточенно смотрел перед собой, всем видом демонстрируя: мол, хотели меня видеть — я выполняю приказ. Я ведь не человек, я — винтик, шестеренка, которую используют в целях, мне неизвестных. Я могу только слушать и, не размышляя, козырять «есть!..».

Вскоре показался высокий бетонный забор, опоясывавший базу «КР».

— С вами будет говорить очень серьезный человек, — не глядя на Лютого, предупредил Рябина.

Максим промолчал, и молчание это можно было истолковать двояко — и как согласие, и как безразличие.

Металлические ворота растворились, и УАЗ вкатил во двор.

— Вас ждут на втором этаже, — проинформировал Рябина. — В моем кабинете.

Лютый, хлопнув дверцей и не обернувшись, пошел к входу…

Они не виделись почти два года — с тех пор, как беседовали во дворе Лефортовского следственного изолятора. Часто, очень часто потом Лютый вспоминал об этом человеке и всякий раз ловил себя на мысли, что испытывает к нему двойственное чувство.

С одной стороны, Нечаев невольно восхищался этим человеком в старомодных золотых очках, — люди, которые безусловно опытней и умней тебя, всегда вызывают подобное чувство. С другой… Как можно позитивно воспринимать того, кто упрятал тебя за решетку?!

Прокурор сидел за канцелярским столом, спиной к двери, но Максим узнал его сразу. Будь тут, в небольшом кабинете, хоть десять человек, одинаково одетых и сидящих к нему спиной — Лютый бы не ошибся. Да и не только бы он один.

Почему?

Одни при этом могут разглагольствовать об интуиции, другие — о некой загадочной энергетике, третьи — о привычке властвовать, свойственной очень немногим людям, которая угадывается в них даже издали…

Кто прав? — наверное, и первые, и вторые, и третьи.

— Добрый вечер, Максим Александрович, — мужчина приветливо улыбнулся Нечаеву — так, словно бы они расстались не два года назад, а только вчера. — Как дела?

В другой ситуации этот вопрос, всегда следующий за приветствием, чтобы просто завязать разговор, прозвучал бы глупо, но Нечаев интуитивно различил в нем какой-то потаенный смысл. Бывший комитетчик не относился к категории людей, которые после столь банального вопроса принимаются излагать всю свою жизнь, от начала до конца… Но ведь и вопрос задал необычный человек!

— Спасибо, хорошо, — кратко и сухо ответил Максим, пожимая протянутую руку.

— Присаживайтесь, — любезно предложил гость и, дождавшись, пока Лютый займет место за столом, сел напротив и продолжил: — А вообще-то, вам действительно есть за что меня благодарить.

— Если вы имеете в виду два года зоны, на которую я попал по вашей милости, то уж наверняка есть, — спокойно парировал Нечаев.

Прокурор не стал отрицать.

— Возможно. Но, как говорится, что ни делается — все к лучшему. Как знать — не попади вы в то ИТУ, может быть, этого разговора и вовсе бы не было… Вы ведь многого не знаете. А я знаю. После смерти Атласова и роспуска «13 отдела» у вас определенно начались бы серьезные неприятности — учитывая ваш характер. А на зоне вам было спокойней… Может быть, я сокрыл вас в тюрьме от неприятностей, которых бы вы наверняка не избежали на воле?! В конце концов, я вас за решетку упрятал, я же вас оттуда и извлек, — примирительно завершил гость, внимательно оценивая реакцию собеседника.

— Но ведь не за так просто извлекли? — вопрос прозвучал очень напряженно — судя по тону, беседа явно не обещала быть бесконфликтной. — И если меня оттуда выпустили, то я ведь вам обязан и должен буду отработать эту свободу?

И вновь высокопоставленный собеседник ответил прямо и честно:

— Совершенно верно. В мире ничего просто так не происходит. Если помните наш последний разговор, в Лефортово… Тогда мы говорили о распределении ролей, — дождавшись, пока Нечаев кивнет утвердительно, Прокурор продолжил: — Так вот, Максим Александрович, напомню еще раз… Каждый человек, вольно или невольно, играет в жизни ту роль, которую ему отводят другие. Иногда человек об этом даже не задумывается — считает, что жизнь развивается по сценарию, написанному им самим…