— Муллино говорит, что он все время меняет адреса. Но уверен, что сейчас он тут. Дети подходящего возраста. Там еще один есть, постарше. Майкл-младший.

Я прищурился, стараясь получше разглядеть двор.

— Машина на подъездной дорожке. Номера мэрилендские.

— Значит, адрес правильный. Случайных совпадений быть не может. Салливан, как предполагают, жил где-то в Мэриленде, пока не пустился в бега с семьей. Мэриленд совсем недалеко от округа Колумбия. А все изнасилования происходили именно там. Все сходится.

— Детишки нас пока что не видели. Надеюсь, Салливан тоже не заметил. Давай, Джон, двигай осторожно.

Мы тронулись дальше, и Сэмпсон припарковал машину за две улицы от дома. Потом мы достали из багажника ружья и пистолеты. И направились в лесок позади домов, скромных, но все-таки имеющих вид на океан. В доме, где поселился Салливан, было темно, и мы пока никого там не заметили — ни Кэтлин Салливан, ни Майкла Салливана. Если они и находились в доме, то не подходили к фасадным окнам. И это было вполне резонно. А еще я не забывал, что Салливан отлично стреляет из винтовки.

Я сидел на земле, прислонившись спиной к дереву и скрючившись от холода. Оружие положил на колени. Я обдумывал, как нам убрать Салливана, не причинив вреда его семье. И можно ли вообще это сделать? И вдруг я снова вспомнил Марию. Неужели я наконец поймаю ее убийцу? Я не был в этом уверен полностью, но чувствовал, что это возможно. Или я просто принимаю желаемое за действительное?

Я достал бумажник и извлек из пластикового кармашка ее фото. Я все еще скучал по ней. И не было дня, чтобы я не вспоминал о ней. В моей памяти ей всегда будет тридцать. Как все-таки быстро ушло время…

Но это ведь она привела меня сюда. Мы с Сэмпсоном приехали сюда только с одной целью: прикончить Мясника.

И мы не хотели, чтобы кто-то узнал, что мы намерены с ним сделать.

Мясник остановился на красный свет. С каждой минутой он злился все больше и больше. Даже с каждой секундой. Проклятие, как же он ненавидел этого Джона Маджоне!

Старый район был теперь совсем не таким, каким его помнил Салливан. Он и тогда его не любил, а сейчас ему вообще было на все наплевать. У него возникло ощущение сродни deja vu,[26]он проехал вперед по Пи-авеню, потом свернул влево, на Бэй-паркуэй.

Этот квартал по-прежнему был торговым центром Бенсонхерста. Квартал за кварталом — краснокирпичные дома с магазинами на первом этаже, вонючие ресторанчики, пекарни-булочные, магазинчики гастрономических товаров. Грязь и вонь. Некоторые вещи не меняются никогда.

В памяти снова мелькнули картинки детства: папашина лавка — все белое и блестящее, холодильник с белой эмалированной дверцей; внутри холодильника на крюках висят разделанные говяжьи туши, на потолке — лампочки в проволочных сетках; повсюду — ножи, топоры и пилы. И папаша стоит, сунув руки под фартук, — ждет, когда сынок ему врежет.

На перекрестке он повернул направо. Ага, вот она. Нет, это уже не мясницкая лавка. Для Маджоне он придумал кое-что получше. Месть — это такое блюдо, которое надо подавать горячим, чтобы от него шел пар.

Он увидел «линкольн» Маджоне — тот был припаркован позади клуба. Номерной знак — «ACF 3069». Он был совершенно уверен, что это машина Младшего.

Ошибка?

«Но чья?» — раздумывал он, продолжая ехать по Восемьдесят первой улице. Неужто Младший настолько обнаглел, что ездит, куда захочет? Неужели совсем не боится Мясника? Не уважает? Даже теперь?

Или он устроил для Майкла такую ловушку?

Может быть, и то и другое вместе. Наглость и хитрость. Характерные черты мира, в котором мы живем.

Салливан остановил машину перед пирожковой Данкана на пересечении Нью-Утрехт-авеню и Восемьдесят первой. Перекусил — черный кофе и булочка с кунжутом, которая оказалась непропеченной и безвкусной. Может, такая дрянь и сойдет где-нибудь в глухой провинции, но в Бруклине подобные изделия продавать не следует. Но он продолжал сидеть за столом, наблюдая за огнями машин, сновавших по Нью-Утрехт, и представлял, как он ворвется в клуб на Восемьдесят первой и откроет огонь. Нет, он вовсе не собирался так рисковать — это была всего лишь приятная фантазия, игра ума.

У него был готов настоящий план действий.

Маджоне-младший уже труп. Даже хуже, чем просто труп. Салливан улыбнулся при этой мысли и тут же осмотрелся, нет ли слежки. Никто за ним не следил. Это нервы, мания преследования. Он и впрямь сбрендил. Вот и отлично.

Он сделал еще глоток. Вообще-то кофе у Данкана не так уж плох. Но вот булочка — полная дрянь.

Двадцать минут спустя он уже занял позицию. Он вдруг вспомнил, что действовал сейчас точно так же, как тогда, будучи еще мальчишкой. Они с Джимми Шляпой и Тони Муллино забрались по шаткой пожарной лестнице на крышу дома на Семьдесят восьмой улице, потом рванули по залатанным рубероидом крышам к дому, прилегавшему к этому же клубу. Прямо при дневном свете. Ничего не боялись.

Они тогда собирались навестить одну девицу, знакомую Тони, — она жила в этом доме. Звали эту маленькую итальянскую курочку Аннет Буччи. Аннет была очень сексапильной и любила доводить до белого каления своих бойфрендов. А им и было-то лет по тринадцать, по четырнадцать. У нее они тогда смотрели по телику «Счастливые дни» и «Лаверн и Ширли». Идиоты малолетние! Курили сигаретки и травку и пили водку ее папаши. Аннет заявила, что у нее не может быть детей — и они все трое считали себя в то лето самыми счастливыми пацанами во всем районе.

Нынешнее его предприятие было намного проще осуществить — помогала ночь и полнолуние. И конечно, он сюда заявился вовсе не на свидание с Аннет Буччи.

Нет, у него было очень серьезное дело к Джону Маджоне, незавершенное дело, берущее начало, наверное, еще во времена Маджоне-старшего, который велел замочить бедолагу Джимми Шляпу. А что еще могло с этим Джимми случиться? Так что это была его, Салливана, месть, и она будет такой сладкой, что Мясник уже сейчас почти ощущал ее вкус. Он еще полюбуется, как подыхает Маджоне-младший!

Если его план сработает, об этом налете в районе будут потом судачить годами!

И конечно же, он сделает снимки!

Он торопливо пробирался по старым крышам, надеясь, что никто с верхних этажей не услышит его шагов и не вылезет поглядеть, в чем дело. И тем более — не вызовет копов. В конце концов он добрался до дома из коричневого ракушечника, примыкавшего к зданию, в котором располагался клуб.

Никто вроде бы не заметил, как он сюда залезал. Он опустился на крышу и перевел дух. Дал сердцу успокоиться, но злости не растерял. Злости на Маджоне? Или на собственного папашу? Да какая разница?!

Сидя на крыше, Салливан вдруг подумал, а не самоубийство ли все это? В какой-то мере? У него была теория, что курящие люди имеют склонность к суициду, равно как и безмозглые кретины, которые пьют, а потом садятся за руль и гоняют по дорогам. Или те, кто заводит себе мотоцикл. И те, кто убивают собственного отца, а потом скармливают его рыбкам в заливе Шипшед. Тайная склонность к самоубийству. Вот так.