Почувствовав вибрацию мобильника в кармане, Джош прочел сообщение Хоуп и вскочил. Он протиснулся к проходу, заставив подняться студентов, сидевших в его ряду, и, задержавшись перед Люком, чтобы попросить у него ключи от машины, выскочил из аудитории.

Промчавшись по городу на безумной скорости, он бросил «Камаро» во втором ряду и влетел в магазин.

Сестра Альберто, обслуживавшая покупательницу, указала ему кивком на подсобное помещение.

Хоуп сидела на стуле, правая нога ее была бессильно вытянута. Возле нее с сокрушенным видом стоял Альберто.

– Это ты, Джош? – спросила она, всхлипывая.

Джош сразу все понял.

– Мне так жаль… Я выбирала спаржу и повернулась к Альберто, чтобы спросить про цену, но увидела его только тогда, когда сильно вывернула шею. Левый глаз совсем ослеп. Уже полчаса торчу здесь как дура… – Не договорив, Хоуп зарыдала.

Джош упал перед ней на колени и крепко обнял.

– Не волнуйся, я тебя заберу…

– Только не в больницу! – взмолилась Хоуп.

– Я хотел сразу вызвать «скорую», – стал объяснять Альберто, – но мисс не позволила, поэтому я увел ее к себе в каморку и она продиктовала мне текст сообщения для вас.

Джош поблагодарил его, помог Хоуп встать и повел к машине. Они прошли через магазин следом за Альберто, который на ходу подбросил в корзину с покупками Хоуп пучок спаржи.

Джош усадил Хоуп на переднее сиденье. Он не знал, как быть с корзиной, которую протягивал ему Альберто.

– Все будет хорошо, – сказал тот с грустной улыбкой. – Берите и не волнуйтесь, я запишу это на ее счет и, разумеется, по цене для друзей.

Джош еще раз поблагодарил его, сложил покупки на заднее сиденье и сел за руль.

– Не надо в больницу, Джош, очень тебя прошу.

– С ума сойти! Ты с ним торгуешься? – спросил он, заводя мотор.

– Как же иначе? Это самый дорогой магазин в округе.

* * *

Джош позвонил Люку, Люк – Флинчу, Флинч – профессору Бергеру.

Стоило им переступить порог отделения экстренной помощи, как врачи занялись Хоуп. Ей сделали томографию. Джош сидел рядом, пока шло исследование, держа ее за лодыжки. Потом их принял Бергер, велев очередному пациенту подождать.

– Опухоль сдавила участок коры, отвечающей за ваш правый глаз, – объяснил он.

Взяв листок, он стал рисовать мозг. У врачей возникает потребность вцепиться в карандаш, когда им надо сообщить важную информацию; наверное, они думают, что пациенты не понимают смысла слов, и считают своим долгом прибегнуть к рисунку. Когда опухоль хорошо нарисована, она выглядит не так грозно, как на самом деле. Впрочем, это относится и к другим болезням.

– Оптические нервы пересекаются на уровне хиазмы, – продолжил он, указывая на свой рисунок (изображенная профессором Бергером оптическая хиазма смахивала на большую букву X, напившуюся допьяна). – От этого страдает половина информации, передаваемой оптическим нервом. Ваш левый глаз не пострадал, но…

– Но у меня взрывается мозговая кора.

– Только один ее участок.

– Сколько у меня времени? – спросила Хоуп.

– Ничто не указывает на то, что слепота будет прогрессировать. Есть даже возможность, что выпот поспособствует рассасыванию, тогда ваше поле зрения восстановится.

– Я спросила, сколько времени мне осталось, – проговорила Хоуп так спокойно, что Джош окаменел.

– Этого я не знаю… – пробормотал Бергер, разглядывая свой рисунок.

– Я должна вам объяснить, почему согласилась, чтобы вы меня оперировали, и даже не стала консультироваться с другим специалистом. Потому что вы не пытаетесь быть любезным, не отягощаете себя ложью и ненужной предупредительностью. Если вы отвечаете, что не знаете, значит, вы очень обеспокоены.

Бергер переглянулся с Джошем и понял, что надо говорить правду.

– Опухоль сильно разрослась.

– А хорошая новость? – иронично спросила Хоуп.

– Хорошая?.. – не понял Бергер.

– Так я благодарю вас за правду, даже плохую. Успокойтесь, вы не обязаны придумывать хорошую новость.

– Тем не менее она есть: в других органах метастазов нет.

– Гениально! Им хорошо у меня в мозгу, наверное, это для них самое удобное место.

– Возможно, – сказал Бергер.

– Сколько времени пройдет, прежде чем Барт меня угробит?

– Барт?

– Так мы прозвали опухоль, – подсказал Джош.

Бергер кивнул, как будто их одобряя.

– Если снова прибегнуть к химиотерапии, то, возможно, еще несколько месяцев.

– А если без нее?

– Несколько недель. Поверьте, это все, что мы знаем. Каждый случай, каждый человек индивидуален. Не надо совсем терять надежду.

– Правда? – высокомерно произнесла Хоуп.

– Нет, неправда, – буркнул Бергер, крутя в пальцах ручку.

Поскольку, судя по его виду, не хватало фантазии на новый симпатичный рисунок, Хоуп поблагодарила его, встала и направилась к двери, чуть не врезавшись по пути в стул.

– Оставь меня, я привыкну, – сказала она Джошу, хотевшему ей помочь. – Это тоже дело времени. Возможно, я еще не сказала своего последнего слова.

* * *

Вечером она хлопотала на кухне, готовя запеченную спаржу, как будто все было в порядке, хотя ей все время приходилось крутить головой, чтобы что-то увидеть.

Джош накрыл на стол. Поставив блюдо на середину стола, Хоуп попросила его отвезти ее завтра в институт криогенизации. Настал момент готовиться к будущему.

* * *

Заместитель директора «Криогеникса» принял их в помпезном, как он сам, зале, за отполированным до ослепительного блеска столом, в роскошных кожаных креслах. Пол был мраморный, стены увешаны заключенными в дорогие рамки научными статьями, дипломами и сертификатами. Сказав, что ужасно огорчен, и тут же расхвалив надежды, которые дарит его компания людям в положении Хоуп, он объяснил, что представляет собой процедура нейропрезервации.

Когда наступит момент – Хоуп поймала его на слове и заставила называть вещи своими именами, – то есть когда станет понятно, что смерть Хоуп наступит через несколько минут, нужно будет без промедления с ними связаться. Туда, где будет умирать Хоуп, выедет бригада.

Как только врач подпишет акт о смерти, специалисты «Криогеникса» займутся ее сердцем и легкими, чтобы восстановить кровообращение и питать кислородом мозг. Тело на специальном матрасе изо льда будет переправлено в помещения «Криогеникса».

После этого начнется вторая фаза. Ей в вены введут антикоагулянт, потом раствор для витрификации, сохраняющий целостность клеток. После завершения этого этапа Хоуп поместят в контейнер, где температура ее тела постепенно понизится до минус 196 градусов Цельсия.