автостопом добраться до Сиракуз. Джинси наклоняется, чтобы Кроха обнять. Я люблю тебя, говорит она, я тебя найду. Растерянный, он снова и снова целует ей руки, с неуемными кудрями сестричке. Маффин, плача, уходит со своими мамашами. Дармовой магазин два дня оставался без присмотра, пока Эйб не поставил людей работать там посменно, и за это время полки опустели, и заменить взятое нечем. Все добротное: ножи и кисеты с табаком, шоколадные батончики и носовые платки, подушки ручной работы и вязаные шали – пропало. Проснувшись, они обнаруживают, что еще много народу ушло. Тарзан. Арахис. Клэй. Харрисон, обвинения с которого сняты. Все больше и больше, быстрей и быстрей. Блок подростков отзывается эхом, комнаты пусты. Всего двести человек ужинают в тот вечер.

* * *

Хэнди пропадает в тот день, когда ему следует явиться в суд. Часами Коул, Крох и Дилан обсуждают побег Хэнди через Вермонт в Канаду, у них дыхание спирает при мысли о том, что он, может быть, вне закона. Но в полночь в Общей комнате появляются вымотанные Хелле и Айк. Я весь день за рулем, утомленно говорит Хелле. Мы, после того как его высадили, смотались до Ниагары просто чтобы глянуть на водопад.

Они смотрят на нее, раскрыв рты. Вы довезли Хэнди до Канады? – изумляется Коул.

Я так и хотел, говорит Айк. Но он настоял на том, чтобы сесть в тюрьму.

И знаете, что он сказал, говорит Хелле, когда вышел из машины? Он сказал: “Ведите себя хорошо, ребятки”, вот что он сказал.

Никаких этих “оставайтесь сильными и храбрыми, мои прекрасные дети”. Никаких “я люблю вас”, говорит Айк, пытаясь обратить дело в шутку.

Хелле смотрит на брата холодными глазами Астрид. Это потому, что не любит, говорит она.

* * *

Крох хватает Хелле за руку, когда она встает, чтобы пойти спать с другими девочками. Она садится с ним рядом и смотрит, как за теми закрывается дверь. Ты на меня злишься, говорит она, когда они остаются одни.

Да, говорит он, думая, что имеет в виду кражу марихуаны, – но сам, произнеся “да”, видит тьму и тела, посеребренные лунным светом.

Она открывает рот, потом закрывает, а когда наконец говорит, то кажется пустой наволочкой, подушкой, потерявшей свои перья. Я думала, ты знаешь, какая я. Мне жаль, Крох, шепчет она. Я не знала, что ты думал, будто мы вот так вместе.

Вместе? – говорит он.

Она хмурится. Разве ты не про это? Про то, что я с другими мальчиками.

Нет, говорит он, хотя сердце его бормочет: Лжец.

Так что же тогда? – спрашивает она.

Шмальплот, говорит он. Который ты украла. Который мы, черт побери, не смогли продать, Хелле, и теперь мы бедны, как всегда. Ты единственная, кому я рассказал.

Она сутулит свои тощие плечи, пока в них не тонет шея. Закрывает глаза и съеживается. Но, заставив себя встать, спрашивает: А разве это что-нибудь значит? Я имею в виду, говорит она, обеими руками обводя Аркадию, в самом-то деле? В конце концов?

* * *

Крох на камне у Пруда, а другие подростки плещутся в слишком теплой воде. Он чувствует себя старым. Споры папоротника летят по ветру и, коснувшись любой поверхности, складываются плашмя. На валунах сотней футов подальше сидит Арманд Хаммер, король Беглецов. Его приятели раздеваются и ныряют в пруд. Оставшись один, он достает из рюкзака у своих ног пластиковый пакет с марихуаной, больше которого Кроху видеть не доводилось. Арманд замечает, что Крох смотрит, и ухмыляется, верхней губой задевая гвоздь, которым у него пробит нос.

Хочешь попробовать? – выкрикивает Арманд. – Десять баксов за весь пакет. У меня в лесу такого еще до хрена.

Где ты это взял? – говорит Крох.

Арманд пожимает плечами. Кто-то сказал мне, что какая-то задница сушит в Сахарнице траву. Вот я и угостился.

Это не твое, говорит Крох.

В чем дело, чувак? – говорит Арманд. – Это гребаная коммуна, тут все общее.

Крох и сам не знает, как ему удается так живо от своего камня доскочить до Арманда. Не знает, насколько твердым может быть лицо, столкнувшееся с кулаком, как о зубы можно до костей раскроить кожу, как ярость может сделать сильней даже Кроха, который на полголовы ниже и на сорок фунтов легче Арманда. Он лупит до тех пор, пока что-то не высвобождается у него в голове, он отлетает назад, в глаз затекает струйка-проточка, и он видит, как выходят из воды Коул, Айк, Дилан, Харрисон и Фиона и, мокрые, безнадежно окружают противника, тощие хиппята, которых сейчас изобьют. С того места, куда он упал и где лежит в прохладе между двумя валунами, видна Хелле. Вся белая, она стоит в стороне и даже не смотрит на драку. Она смотрит только на Кроха. Она наклоняется, как будто с очень, очень большой высоты, и он закрывает глаза, чтобы ощутить лицом ее пальцы.

* * *

Крох приносит пакет с травкой в комнату Ханны и Эйба.

Мать уныло сидит на своей кровати, уронив ладони между колен. Он кладет сумку подле нее, и, подняв на него глаза, она видит ссадины на костяшках пальцев, окровавленную голову, отекшие глаза-щелочки в синяках. Она целует его разбитые руки. Спасибо, говорит она, но не улыбается.

Теперь мы можем продать это, Ханна, говорит он. Сможем выплатить наш долг.

Она долго молчит, а когда заговаривает, то шепотом, так что приходится наклониться поближе, чтобы расслышать. Слишком мало, говорит она. И слишком поздно.

* * *

Ночью с первого этажа доносится звон бьющегося стекла. Утром выясняется, что окна Едальни выбиты, а Ангар Беглецов у подножия холма разгромлен. Будто смерч прошел, доложил Коул. Простыни, раскладушки, матрасы – все порвано, разломано, промочено. Беглецы все ушли. Вскоре исчезают и Кайфуны, и большинство Новичков отправилось по домам или в другие коммуны, добираются автостопом до городов, воссоединяются с миром.

* * *

Айка в их комнате нет. Крох и Коул обрыскали Пруд, Пекарню, где выпечено всего несколько буханок золотистого хлеба, Соевый молокозавод, Восьмиугольный амбар, Душевую. Они ищут Айка в полях, проверяют и Привратную сторожку – там еще витает барсучий дух Титуса.

Наконец Коул говорит: Водопад, и они с Крохом смотрят на солнце. Если сейчас же пуститься в путь, рысью, то можно успеть туда и обратно до темноты. У Кроха в кармане есть спички. У Коула – немного “походной смеси”, мюсли в бумажном пакете.

Они идут лесом, идут полднем. Задерживаются чуток, чтобы общипать дикую ежевику, которая пачкает им зубы и руки, и продолжают путь. Наконец слышат водяной грохот. Воздух становится влажным, растения