— О боже! — Ханна с криком откинулась в кресле, поехавшем назад. Впечатление было такое, что ее подстрелили. Затем она снова подкатила к рабочему столу и, поставив на него локти, принялась теребить свои тщательно уложенные волосы. — Может, ты шутишь? Это был оригинал. Одобренный клиентом. С его подписью…

Глядя на нее, Эмили только сейчас поняла, что Ханна ей, в сущности, никогда не нравилась, но знала она и то, что, скорее всего, это унижение она переживает в последний раз.

— Полное, законченное разгильдяйство, — продолжала начальница. — Даже ребенок справился бы с этим поручением. Ты в своем репертуаре, Эмили. И ты не можешь сказать, что я тебя не предупреждала. Я давала тебе столько шансов. Я поддерживала тебя, поддерживала годами, но всему есть предел.

— Я тоже должна тебе кое-что сказать, Ханна. — Эмили была горда тем, что она почти не дрожала, ни она сама, ни ее голос. — Я слишком долго проработала здесь, чтобы быть уволенной. Я подаю сегодня же заявление об уходе по собственному желанию.

Ханна оставила в покое свои растрепавшиеся волосы и впервые посмотрела ей в глаза:

— Эмили, ты хуже ребенка. Неужели ты не поняла, что я пытаюсь оказать тебе услугу? Если ты уйдешь по собственному желанию, то не получишь ни гроша. Если же я тебя уволю, то ты можешь рассчитывать на пособие по безработице. Ты даже этого не знаешь? Ты что, вчера на свет родилась?

ПРИЧИТАЕТСЯ СУММА: ЖЕНСКАЯ ИСТОРИЯ

Если в Нью-Йорке вас уволили с работы, вы можете рассчитывать на компенсационные чеки по безработице в течение пятидесяти двух недель. Если за это время вы не нашли работы, вам остается один путь — велфер. В районе Большого Нью-Йорка на велфере сидит больше полутора миллионов человек.

Я белая, англосаксонских корней, протестантка, с дипломом колледжа. Я всегда зарабатывала на жизнь профессией — в качестве библиотекаря, журналиста и наконец рекламного агента. И вот я уже девятый месяц как безработная, и, кроме велфера, мне ничего не светит. Мои консультанты по найму, общественные и частные, делают все от них зависящее; просто, по их словам, нет вакансий.

Возможно, никто не возьмется исчерпывающе объяснить эту неприятную ситуацию, но, рискуя быть обвиненной в склонности к простым ответам, а также в модной болезни под названием жалость к себе, я попробую высказать свою догадку: я — женщина, и я уже не молода.

Дальше этого Эмили со своей статьей не продвинулась. Вставленный в машинку лист за несколько недель свернулся, выцвел на солнце и покрылся пылью. На одиннадцатом месяце существования в статусе безработной у нее появились опасения за свой рассудок. Из хорошей квартиры она перебралась в квартирку поменьше и подешевле в районе западных двадцатых улиц, неподалеку от места, где когда-то жил Джек Фландерс. Глядя, как утренний свет просеивается среди лофтов на противоположной стороне улицы, она часто вспоминала, как Джек запускал ее руку под свой халат и там поглаживал, приговаривая: «Иногда если ходишь с правильной карты, судьба посылает тебе хорошую девушку». В этом была вся ее беда: она жила воспоминаниями. Любая визуальная картинка, или звук, или запах тут же вызывали какие-то ассоциации; бродя по городу часами, она всюду натыкалась на свое прошлое.

Хотя алкоголь ее пугал, без изрядной порции пива □на не могла днем уснуть, а это был хороший способ убить время. И вот однажды после такого дневного забытья она сидела на кровати, уставившись на батарею пустых банок из-под пива на полу, и ее впервые посетила мысль о наступающем безумии. Если бы ее сейчас спросили, какой сегодня день, или месяц, или год, она бы сказала: «Дайте подумать». И в этой серой мгле за окном она бы затруднилась распознать время суток. Еще хуже было то, что ее сны заполнили неумолчные голоса из прошлого, и даже наяву они продолжали звучать в ее голове. Она кинулась проверить, заперта ли входная дверь. Слава богу, никто к ней не войдет, в этом маленьком мирке она может чувствовать себя в безопасности. Она так долго стояла с кулаком во рту, а потом открыла телефонный справочник и, полистав страницы, нашла справочную службу по душевным расстройствам. Она набрала номер и ждала до одиннадцатого гудка, но трубку так и не сняли. Тут она сообразила, что нынче воскресенье. Придется подождать.

— Эмили, нельзя все время сидеть дома, надо хотя бы изредка кого-то видеть, — часто повторяла ей Грейс Тэлбот.

Когда-то она тоже работала в «Болдуин эдвертайзинг», пока не нашла работу получше в более крупном рекламном агентстве. Грейс Тэлбот, ее единственную подругу, даму желчную, с ястребиным профилем, трудно было назвать приятным человеком, но, по крайней мере, они встречались раз в неделю в ресторане, и это было все же лучше, чем ничего.

Особенно сейчас. Эмили уже почти набрала ее номер и вдруг поняла, что ей нечего сказать. В самом деле, не скажешь же: «Грейс, кажется, я схожу с ума», если ты не хочешь выглядеть последней идиоткой.

— Алло?

— Привет, Грейс. Это Эмили. Я звоню… без всякого повода, просто поболтать.

— Ну что ж… хорошо. Как у тебя дела?

— Да вроде ничего, вот только эти воскресенья в Нью-Йорке меня угнетают.

— Да? А я обожаю воскресенья. Утром часами валяюсь в постели в компании с «Таймс», коричными тостами и бессчетными чашками чая, днем гуляю в парке или иду в кино или ко мне заглядывает кто-то из друзей. Это единственный день недели, когда я по-настоящему чувствую себя самой собой.

Возникла пауза, во время которой Эмили пожалела о том, что позвонила. Она первая прервала молчание:

— И что ты делала сегодня?

— Сегодня я выпила с друзьями. Джордж и Майра Фокс. Я тебе про них рассказывала. Он пишет рекламные аннотации для книжек в бумажной обложке, а она коммерчески успешная художница. Милейшие люди.

— Мм… Я позвонила просто узнать, как твои дела и… э-э… чем ты занимаешься. — С каждым сказанным словом она ненавидела себя все больше. — Извини, если я не вовремя и вообще.

Новая пауза.

— Эмили? — наконец отозвалась Грейс Тэлбот. — Знаешь, что я тебе скажу? Напрасно ты играешь со мной в прятки, и с собой тоже. Думаешь, я не понимаю, как ты одинока? Такое одиночество — это преступление. Послушай меня. Джордж и Майра приглашают несколько человек к себе в пятницу вечером. Хочешь пойти со мной?

Вечеринка. Она уже и не помнила, когда в последний раз ходила на вечеринку. До пятницы оставалось каких-нибудь пять дней.

Всю неделю она ни о чем другом не могла думать. И когда пятница наступила, не было в мире важнее дел, чем правильно одеться и привести волосы в порядок. Она остановила свой выбор на простом черном платье (могла ли она забыть слова Говарда Даннингера, сказанные о Линде: «На ней было простенькое черное платьице»!) и прическе с одним локоном, красиво падающим на глаз. Она осталась собой довольна. А вдруг там окажется седеющий, приятного вида мужчина ее возраста или постарше, который скажет: «Эмили, расскажите о себе…»