Арина, которая слушала Лебединского вполуха, вдруг застыла как громом пораженная.

– Как, вы сказали, его фамилия? – переспросила она.

– Лаврушин.

Арина побледнела.

Ту девушку, которую убили пятнадцать лет назад, звали Анастасия Лаврушина. Так это была его дочь…

Она снова вспомнила ту страшную ночь, которая словно разделила ее жизнь на две части, на две жизни. Вспомнила берег озера и освещенное луной обнаженное женское тело… Вспомнила свой ужас, от которого перехватило дыхание… Как она сидела в вонючей пещерке, а потом на негнущихся ногах сползла вниз, а потом… фары, шарящие по болоту, и теплая жижа, принимающая ее в себя…

– Да, вот как бывает, – продолжил Лебединский. – Из Афгана вернулся живой и здоровый, а после смерти дочери словно стал другим человеком. Того Олега, которого мы знали, больше нет…

Арина пристально взглянула на фотографию.

– Вы что-то побледнели…

– Душно здесь, – с трудом проговорила Арина.

– Правда, душновато… – Лебединский распахнул форточку, впустив в комнату холодный сырой воздух и крики чаек.

– Да, я же хотел заглянуть в один альбом… – спохватился он. – Обещал вам…

Придвинул к одному из шкафов обитую кожей табуретку, повернул ее – и табуретка превратилась в лесенку на три ступеньки. Лебединский поднялся по этой лесенке, достал с верхней полки толстый альбом, спустился, положил его на стол и стал листать.

Арина за это время пришла в себя. На фотографию она старалась не смотреть.

– Ну да, вот оно… – проговорил он наконец. – Посмотрите…

Арина заглянула через его плечо.

На странице альбома была черно-белая фотография. Запонки, перстень, заколка. Все – из черненого серебра. На запонках и заколке был уже знакомый ей символ – змея, кусающая себя за хвост.

Рисунок на перстне немного отличался. Здесь была та же свернувшаяся в кольцо змея, но в середине образованного ею круга был изображен человеческий глаз.

– Это ритуальный комплект магистра ордена Западных иллюминатов, – пояснил Лебединский. – Шестнадцатый век…

– Странно, – недоверчиво проговорила Арина. – И запонки, и заколка выглядят гораздо более новыми. Я бы сказала, что они сделаны в конце девятнадцатого века.

– Надо же, а вы разбираетесь в истории искусства! – усмехнулся Лебединский.

– Я вообще-то училась на искусствоведа.

– Ну, я знаю, как там учатся… – Лебединский осекся и виновато взглянул на Арину, но она поняла, что он хотел сказать – что девушки вроде нее учатся только для того, чтобы получить приличные корочки и найти богатого мужа.

– Вы правы, запонки и заколка сделаны в конце девятнадцатого века. Но сами серебряные пластинки с символом уроборос изготовлены гораздо раньше. В девятнадцатом веке их осовременили, чтобы можно было пользоваться ими в быту. Но их ритуальное назначение от этого не изменилось.

Лебединский перевел дыхание.

– Символ уроборос – змей, кусающий себя за хвост, – очень древний. Может быть, это древнейший символ, известный человечеству. Он обозначает вечные перемены, чередование созидания и разрушения, жизни и смерти, перерождения и гибели, и вообще – вечность, преемственность культур и поколений. Его использовали в своих ритуалах маги, алхимики. Для алхимиков уроборос символизировал превращение элементов в философский камень, необходимый для трансмутации – превращение металлов в золото. Для Западных иллюминатов смысл этого символа был другим…

– Западные иллюминаты? – удивленно переспросила Арина. – Кто это такие?

– Ах, ну да, вы вряд ли об этом знаете… – спохватился Лебединский. – Иллюминатами, то есть просвещенными, называли себя многие тайные общества, подпольные организации, секты или ордена. Среди них самыми известными, наверное, были Баварские иллюминаты. Официально они, как и другие общества подобного толка, ставили своей целью просвещение человечества, распространение знаний. В этом они были близки с масонами разного толка…

– Ну, про масонов я хотя бы слышала!

– Да, о них многие слышали. Но недоброжелатели всегда подозревали, что истинной целью иллюминатов было достижение тайной власти над народами, власти над мировыми финансами и политикой. Подозревали, что иллюминаты – это тайное правительство, в чьих руках короли и правители – лишь марионетки… По этой причине баварские власти, в конце концов, запретили деятельность общества, а их вождя Адама Вестгаупта изгнали за пределы государства.

Лебединский на мгновение замолчал, разглядывая фотографии. Затем снова заговорил, понизив голос:

– Общество так называемых Западных иллюминатов отличалось от остальных. Они не ставили перед собой цель просвещения и улучшения человечества. Их цель была проще и в то же время гораздо сложнее. Они намеревались создать живое из неживого. Создать жизнь из неживой материи. Их девизом было латинское выражение «Vivisamortuis».

Арина от удивления широко открыла глаза.

Ведь она совсем недавно прочла эту самую латинскую фразу на уцелевшей гравюре из старинной книги…

– Что вас так удивило? – спросил Лебединский, заметив ее реакцию.

Арина не хотела рассказывать ему лишнее и решила объяснить свое удивление другим.

– Ничего себе! – проговорила она недоверчиво. – Ну, это уже полная фантастика! Наверняка такие иллюминаты со своими удивительными воззрениями могли существовать только в Средние века и исчезли с началом Просвещения…

– А вот тут вы не правы. Как раз Западные иллюминаты пережили всех других. Вы видите эти ритуальные предметы конца девятнадцатого века, но Западные иллюминаты были и в двадцатом веке. Например, известный советский биолог, академик, лауреат многих премий Ольга Лепешинская проповедовала теорию образования живого организма из неживой материи и ставила тысячи опытов, пытаясь доказать возможность такой трансмутации. В то время ее теория была признана научной, и студенты медицинских и биологических институтов сдавали по ней экзамены. Ее покровителем и вдохновителем был печально знаменитый академик Лысенко, непримиримый враг генетики.

– Так вы что, хотите сказать…

– Да, есть версия, что Лепешинская принадлежала к тайному обществу иллюминатов. Во всяком случае, ее девиз был такой же, как у Западных иллюминатов – «Vivisamortuis. Живое из мертвого».

Арина слушала его, машинально кивая.

Все это, конечно, очень интересно, но ничего конкретного Лебединский ей не сообщил.

Иллюминаты – ну надо же! Нет, пора уходить.

– Послушайте, Арина, – неожиданно сказал Лебединский совершенно другим голосом – глубоким и серьезным, – зачем вы пришли? Знаете, на меня тоже повлиял Афган, кое-чему я после всего этого научился. Точнее, приобрел. Так вот, я чувствую людей. Особенно тех, кому грозит опасность.