Владелец конюшни оказался маленьким, приземистым человеком с налитыми кровью глазами и седой щетиной на щеках. Он оглядел лошадь Адама взглядом знатока:

— Похоже, парень, ты задался целью загнать своего мустанга до полусмерти! Да у него все ноги стерты!

Адам ослабил поводья и погладил морду лошади.

— Что поделаешь, приходилось пробираться по бездорожью. Так сколько за стойло и за кормежку? Ведра овса в день, я думаю, хватит.

Старик почесал щетинистый подбородок.

— Два доллара в день. Хороший уход гарантирую. Мы — единственная конюшня в городе.

— Хорошо, — кивнул Адам, — два так два, включая чистку щеткой каждый вечер. Много у вас тут случается проезжих?

— Сказать по правде, не очень… Был тут, правда, недавно один, с ним мы договорились за доллар в день — его лошадь была в гораздо лучшем виде, чем твоя, ухаживать за ней было прямо-таки одно удовольствие! Огромный черный мустанг, а сложен — просто загляденье!

По шее Адама вдруг пробежали мурашки. Усилием воли заставив себя не показать своей заинтересованности, он оглядел конюшню:

— Так куда же он делся? Что-то я не вижу здесь никаких черных мустангов… Он был недоволен вашей работой?

Старик поцокал языком:

— Э, приятель, этот парень оказался высокого полета — без году неделя как приехал сюда, а уже успел стать важной шишкой! Женился ни много ни мало на дочери владельца ранчо, стал у него управляющим, так что теперь у него своя конюшня и я ему не нужен.

У Адама закружилась голова, хотя он сам не мог бы сказать, от шока или от разочарования. Женился на дочери Кэмпа, стал управляющим… Неужели речь идет об Итане? Но вряд ли через этот городок проезжает много людей на огромных черных мустангах…

— Управляющим? Уж не на том ли огромном ранчо, что мне довелось проезжать? — Адам кивнул головой в направлении ранчо.

— Здесь только одно ранчо, сынок, — Каса-Верде.

— Я ищу работу, отец, и думаю, мне стоит обратиться туда. Как зовут этого управляющего?

— Кантрелл. — Сплюнув на пол, старик обошел вокруг лошади Адама, делая вид, что осматривает ее. — Но мой тебе совет, сынок, — в Каса-Верде соваться бесполезно. Скорее всего с тобой и разговаривать никто не будет, а просто пристрелят. — Старик наклонился к Адаму: — Ладно, сынок, так и быть — семьдесят пять центов за сутки, и будет твоей лошадке и ведро овса в день, и теплая попона на ночь.

— Пятьдесят, — машинально бросил Адам, хотя сейчас ему было не до того, чтобы торговаться со стариком. Адам еще не полностью отошел от шока, мозг его лихорадочно работал, однако Итан не зря в свое время научил его кое-чему: голова Адама при любых обстоятельствах оставалась ясной.

— А есть ли какой-нибудь иной способ получить работу без того, чтобы опасаться быть пристреленным? Мне нечего есть, но я еще не дошел до такого отчаяния, чтобы ради работы рисковать жизнью.

Старик посмотрел на Адама, прищурив глаза, словно оценивая его. Он молчал так долго, что Адам уже решил, что ответа и не будет. Но вот старик снова сплюнул и пожал плечами.

— Спроси у сеньориты в салуне. Только она имеет свободный доступ на ранчо, но живет в городе. Может, она замолвит за тебя словечко…

— Спасибо. — Адам повернулся, чтобы идти.

— Подожди, сынок!

Адам обернулся. Старик протягивал руку:

— На случай, если ты не вернешься с ранчо живым, заплати вперед.

Порывшись в кармане, Адам извлек доллар:

— Это за два дня. Остальное — когда вернусь. Я вернусь живым, черт побери, и если не будешь как следует следить за лошадью, я из тебя кишки выпущу!

Старик не стал спорить. Получив доллар, он с довольным видом вытер его о рубашку и опустил в карман. Адам вышел из конюшни и перешел улицу.

Он ощущал в желудке какую-то тяжесть, как будто его пнули туда сапогом. Имя — Кантрелл. Приехал на большом черном мустанге. Все сходится. Но поселиться среди самых отъявленных проходимцев, стать управляющим, жениться на дочери хозяина — это на него совершенно не похоже! Десять лет быть служителем закона, а затем вдруг убить шерифа и пуститься в бега — в это просто трудно поверить. Будучи в бегах, вдруг осесть и жениться — это уже вообще ничем нельзя объяснить, если только не предположить, что Итан повредился рассудком.

Впрочем, почему? Если посмотреть на все это с другой стороны, то действия Итана вполне разумны и логичны. Втереться в доверие к всесильному Мередиту, стать его зятем — неплохая защита для того, кто не в ладах с законом…

Но чем бы ни было вызвано решение Итана, принимая его, он наверняка решил окончательно проститься с прошлой жизнью. Вот это-то и казалось Адаму самым странным. Была или нет в поступках Итана логика — все это не было поведением того Итана Кантрелла, которого знал Адам. Он ничего не мог понять; оставалось самому проникнуть на Каса-Верде и там все узнать.

В салуне было темно и пусто, если не считать человека в переднике, вытиравшего столы. Адам с удивлением отметил, что для такого захолустного городка салун выглядел весьма неплохо. Полы деревянные, а не земляные, на окнах шторы, столы чистые, посуда блестит… даже передник уборщика вполне свежий.

Уборщик поднял глаза на Адама:

— Чем могу служить, сэр?

— Я ищу сеньориту.

Уборщик смерил Адама настороженным взглядом.

— Кто вас послал?

— Владелец конюшни. Глаза уборщика сузились:

— Мисс Гомес никого не принимает в это время. — Выдвинув ногой стул, Адам сел.

— Я подожду, — произнес он вежливо.

— Послушайте, сэр!..

— Все в порядке, Джонни, — послышался из-за занавесок приятный женский голос. — Я сейчас выйду.

Занавески раздвинулись, и из-за них вышла женщина — самая красивая женщина, какую Адаму когда-либо приходилось видеть: волосы чернее ночи, атласная кожа, влажные, выразительные глаза, похожие на два огромных агата… Женщина, казалось, не шла, а скользила, словно по волнам, юбки ее соблазнительно шуршали при ходьбе, духи распространяли магический аромат. Любая другая рядом с ней казалась бы лишь жалкой пародией.

Незнакомка подошла к Адаму.

— Консуэло Гомес, — представилась она. — Вы хотели меня видеть?

Адам почувствовал, что все его тело словно налилось свинцом. С большим трудом он заставил себя подняться со стула и снять шляпу.

— Добрый день, мэм, — с усилием произнес он, не отрывая от нее взгляда.

Женщина наклонила голову, и Адам заметил шрам на ее щеке. В нем вдруг вскипела злость. Ему не раз приходилось убивать людей — хотя каждый раз исключительно ради самообороны, — и он давно научился делать это безо всяких эмоций, но если бы ему сейчас попался тот негодяй, что посмел ударить ножом такую женщину, он убил бы его с наслаждением.