Сердце замирает, когда после этих слов Рустам опускает на меня взгляд. Мне ведь нечего бояться? Меня тоже хотели убить за компанию. Я не должна отвечать за грех своего отца. Уверяю себя в этом, но все равно от взгляда Рустама страшно.

— Заштопайся, — произносит он. Видимо, маньяку. Вряд ли он меня просит зашить порванное платье, — мы твою тачку одолжим.

— Ага, — криво усмехается тот, поднимает оружие в руке и щелкает предохранителем, а потом, перевернув его, протягивает Рустаму. Я хмурюсь. Пистолет смутно напоминает тот, который я… Я не успеваю даже додумать мысль, как слышу ироничный вопрос, — узнала, Диана?

Дьявол. Медленно и неуверенно качаю головой в ответ, хотя, это полная ложь. Узнала. Тот самый пистолет, который перевернул мою жизнь. Случайно попавший ко мне.

— Результаты экспертизы у меня в машине, — добивает меня маньяк и я растерянно смотрю на него. Он дарит мне снова странную усмешку. Едва заметную. Мимолетную, — подарок на свадьбу. Хорошего вечера, новобрачные.

Когда мы с Рустамом уходим, я поворачиваюсь на секунду и одними губами посылаю маньяку прощальное «Ненавижу тебя!». Это была очень издевательская фраза про «свадебный подарок». В ответ эта сволочь посылает мне воздушный поцелуй одними губами. Я быстро отворачиваюсь.

Мы садимся в машину, и Садаев первым же делом забирает папку с заднего сиденья. После чего блокирует двери. Пистолет кладет рядом с собой и я передергиваюсь от неприятных мурашек. Ожидание — самое жуткое в моей ситуации. Рустам сильно неспешно открывает папку, и принимается читать.

Время ползет, как улитка. Секунды для меня растягиваются в целые минуты, пока я украдкой бросаю взгляды на Рустама, пытаясь угадать его настроение. Ему плевать, что рубашка у него разорвана почти до плеча, и испачкана в крови. Мы оба выглядим очумительно для молодоженов: я босиком и в грязном, порванном платье, и он, словно с разборок вернулся.

В салоне пахнет кровью. И самим Рустамом, его одеколоном. Дикий запах, странный, и подходящий ему. Шуршание страниц нарушает периодически тишину, а я обкусываю внутреннюю сторону щеки, до металлического привкуса во рту. Почему так долго? Ну почему он так долго?

— Что… — начинаю я, когда Садаев закрывает папку. Спустя мгновение он отшвыривает ее назад, и я сразу же тушуюсь, выдавив последнее слово, — там…?

На его лицо словно ложится мрачная тень. Взгляд становится еще темнее. Я замираю, не решаясь шевельнуться.

— Я тебе руки бы оторвал, принцесска, — медленно произносит Рустам, даже не посмотрев на меня, — но ты уже моя жена. И они тебе пригодятся.

Он зло усмехается, и заводит машину. После чего начинает объезжать место аварии.

— За что? — только и могу вымолвить я. Он пока не хватает пистолет и не стреляет меня. Может быть, всё не так плохо.

— За то, что утащила пакет. Теперь я буду гадать — ты стерла отпечатки или кто-то это сделал до тебя. Сама ты хрен признаешься.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не ахнуть громко. Но воздух из легких будто вышибает ударом сердца. Оно же и разгоняет неожиданное тепло и легкость по венам. До кончиков пальца наполняет облегчением, и я будто стекаю по сиденью.

Господи, я спасена. На пистолете нет следов.

Эта мысль приходит вместе со жгучим стыдом: теперь я смогу сохранить в тайне, что брата Рустама заказал мой отец. Садаев может сколько угодно подозревать его в этом, но ему нужны были стопроцентные доказательства. Теперь их нет. Конечно же, никто ему об этом не расскажет.

Но это просто отвратительно. Теперь угроза моей жизни исчезла — Садаев сам сказал, что даже руки отрывать мне не станет, потому что я ему жена — и совесть начинает жрать меня со страшной силой. Если бы я потеряла брата, мне бы было невероятно больно. А если бы я еще не могла отомстить убийце, то меня бы отравляло каждый день чувство бессилия. Ненависть. Невозможность поставить точку и отпустить этот кошмар, похоронить его глубоко в себе.

Может, мне стоит рассказать ему все?

Конечно, в этом случае я совесть успокою, но Садаев может навеки успокоить и меня…

Я осторожно смотрю на Рустама.

— Я думала, что в пакете еда, — тихо признаюсь я, — поэтому его и прихватила. Он же бумажный… и я не стирала отпечатки.

— Твою мать, — вырывается у Рустама с усмешкой, — лучше замолчи. Мне не до смеха, принцесска. Баллистическая экспертиза подтвердила, что стреляли из этой пушки. Это, бляха, всё, что можно было узнать. Если бы там остался хоть какой-нибудь след…

Он с силой сжимает руку на руле и мне кажется, что тот начинает трещать.

— Ладно, похер. Твой отец все равно круто попал. Хотя бы из-за того, что натворил сегодня, — добавляет Рустам.

Я могу только снова и снова пожимать плечами. Не уверена, что эта новость меня как-то сильно волнует. Но и сказать «да мне плевать как-то» тоже не получается. Я не настолько дерьмо, как мой отец.

Я замолкаю, и до самого дома Рустама мы едем в полной тишине. Я думаю о том, что маньяк, видимо, ознакомился с результатами экспертизы, прежде чем отдать нам папку. Поэтому и назвал ее свадебным подарком. Я посчитала тогда, что он издевается надо мной, но, нет. В ней и вправду не оказалось ничего страшного для меня.

Пока Рустам увлечен мыслями, я осторожно тянусь назад и поднимаю с пола эту самую папку. Если Садаев не рычит, чтобы я ее положила, значит, ему плевать. Могу тогда сама посмотреть.

Она увесистая и толстая. Неужели там столько написано по экспертизе? Открыв первую страницу, я издаю странный сдавленный звук.

— Это что? — растерянно спрашиваю я, перелистывая страницы. Мои старые фото из садика, фото с бабушкой, фото дома, где я жила, школы, института… имена друзей и знакомых, включая Элю и Оксану. Фотки из Инстаграма Гоши, которые я просила его не выкладывать — мы сидим в каком-то кафе. Какие-то пометки, цифры… и только последние страницы оказываются с печатью из лаборатории и с текстом про злосчастный пистолет.

— На тебя досье, — коротко отвечает Рустам, — теперь я в курсе, что ты росла не с отцом, а с бабкой. Тебя тупо выслали из дома, когда твой брат родился. Удивился бы, если мне эту папку дали бы до разговора с твоим папашей, но сейчас уже ни хрена удивительного не вижу.

Я поджимаю нервно губы.

— Ты решил проверить, кого берешь в жены?

— Нет. Мне это нахрен не нужно было до сегодня, — хмыкает Рустам, — инициатива хирурга. Он на тебя досье накопал.

— Хирурга? — переспрашиваю я, а Садаев поворачивается ко мне.

— Ты с ним все эти дни каталась, принцесска. Не в курсе, как его называют? — интересуется он, — можешь звать его именно так. Он не обидится.

Я закрываю рот и пожимаю плечом. Я могу звать его и дальше «маньяком». Там привычнее.