Один бар равнялся ста гинеям, соответственно, сливая по тринадцать баров, я одним мигом зарабатывал для империи тысячу триста гиней. Мозаика, которая крутилась у меня в голове до этого, с оглушительным щелчком сложилась.

«Вот почему Кукольник пытает жертв! Он зарабатывает на каждой целое состояние! Вот почему майор так ревностно говорил о том, что нельзя воровать души, которые получаешь здесь!»

Понимание происходящего и того, кем и для чего служат антианиманты, вызвало у меня настоящий ступор. Одно дело читать записки и выкладки о пытках и способах получения душ, и совершенно другое – перевести это в денежный эквивалент. Задумавшись, я снова едва не упустил синхронизацию души и выдал только одиннадцать делений на приборе, заслужив нахмуренный взгляд майора. Поняв, что времени на раздумья сейчас нет, я отложил книгу и сосредоточился на последнем пленном, душу которого смог перехватить на пятнадцать бар.

Даже мисс Анна, которая все еще, видимо, дулась, и та задумчиво посмотрела на меня, когда увидела цифру, и переглянулась со своим напарником.

– Так, все, обед, – приказал майор. – Пусть теперь поработают другие. После обеда обещали еще десять пленных, похоже, провозимся мы тут допоздна.

– Еще десять?! – словно эхом повторил его слова я.

– Это война, парень. Такая у нас война идет… – Он тяжело посмотрел на меня. – И если ты завтра недосчитаешься кого-то из тех, кто недавно был рядом, знай – они лежат на точно таком же столе, но с другой стороны нейтральной полосы.

«Странная и неправильная какая-то тут идет война. – Его слова заставили меня задуматься. – За сегодня я не слышал ни одного выстрела, тогда откуда же взялись пленные?»

Пока они складывали инструменты, к нам спустились те двое, имен которых я даже не знал, как, думаю, и мисс Анна, которая просто показывала пальцем на трупы и говорила, что делать. Было видно, что убирать за настоящими антианимантами было им привычно, поскольку, не обращая внимания на то, во что превратили пытки тела некогда молодых и здоровых мужчин, они занялись ими спокойно и сноровисто.

Когда мы вернулись после обеда, из трубы едва-едва вырывался белый дым.

– Вот, смотри, Рэдж, – майор ткнул пальцем в бункер, – в конце этого года два лейтенанта наденут перчатки и вернутся героями домой. Все их будут уважать, бояться, они будут рассказывать о своих героических поступках на войне, а сами даже вовремя печь затопить не смогли. Теперь она будет прогреваться еще часа четыре, и когда привезут новых пленных, нам с тобой придется таскать тела в крематорий, чтобы к концу дня успеть все сделать.

– Я не знаю, что сказать, сэр, я ведь всего второй день тут.

Майор посмотрел на меня своими глубокими глазами, словно затягивая меня ими в омут безумия.

– Думаю, из тебя выйдет толк, парень, у тебя есть стержень, а без него антианимант – просто меняла душ на базаре.

– Я просто не могу переступить через себя, сэр, – решил признаться я. – Я не говорю о том, что я отказываюсь работать. Но если у меня получается вытягивать души, давайте, я стану это делать лучше всех?

Он хмыкнул.

– Ты уже это сделал прямо сегодня. Лучший показатель Анны – четырнадцать бар.

Я затаил дыхание от такого признания и, набравшись смелости, спросил:

– А у вас, сэр?

– Восемнадцать, – криво усмехнулся он. – Возможно, подготавливать жертв у нас с Анной действительно получается лучше, чем выполнять свою настоящую работу?

Он замолчал, а я боялся спрашивать дальше, видя, как он погрузился в себя.

Вот так потекли дни. Все свободное время я посвящал учебе, читая и читая книги, научные работы и даже старые записи сэра Немальда, которые тот дал мне, видя, что стопки книг на стеллажах, до которых я еще не добрался, тают с каждым днем. Ночью меня фактически насиловала Анна (будем называть вещи своими именами), а я, смирившись с судьбой, позволял ей делать со мной такое, что мне и в голову раньше не приходило. Любовью тут и не пахло. Анна со всей страстью удовлетворяла себя, полностью меня истощая, а затем шла в комнату сэра Немальда, и ее стоны я слышал уже оттуда. Вначале я немного ревновал ее к нему, но потом и это ушло, став данностью. Плюсом моих ночных «страданий» было то, что днем девушка вела себя более адекватно, чем когда оставалась неудовлетворенной. Если слово «адекватность» вообще можно было применить к ней и ее спутнику, который тоже безразлично относился к тому, что она занималась сексом на стороне.

Мои знания, а тем более практика, к которой я стал относиться с тем же глубоким стоицизмом, как и к ночным скачкам на мне Анны, росли гигантскими темпами. Сэр Немальд не гнался за большими значениями давления, главное было поддерживать их в пределах более двенадцати бар, а в остальном мне было предоставлено полное право на эксперименты.

Видя мои растущие результаты, когда я показал семнадцать бар, он разрешил мне руководить процессом, чтобы синхронизация души не наступала мгновенно и я мог поймать нужный момент. Я видел по его старым записям, что Немальд – ученый с большой буквы, который под давлением времени и обстоятельств превратился в простого палача. Разбирая его наблюдения и эксперименты, я продолжил их и однажды, когда нам привезли очень крепкого человека, на подготовку и пытки которого ушло больше трех часов, я предложил ему продолжить его эксперимент семилетней давности.

Он удивленно посмотрел на меня и, ничего не сказав, стал говорить Анне, что нужно делать, – память у него была отличной. Описывать пытки я не хочу, поскольку не получал от них ни капли удовольствия, я стал считать их просто необходимым фактором для достижения своих целей.

– Двадцать! Сэр Немальд, двадцать! Вы были правы! – закричал я, когда стрелка ударилась в ограничитель и, застыв там, опустилась опять на ноль.

Он промолчал, отвернувшись, но когда я подошел, чтобы поздравить его, то был оттащен в сторону Анной, которая, приложив палец к губам, потащила меня наверх. Прямо перед выходом она обняла меня и страстно поцеловала, а затем как ни в чем не бывало вышла на улицу.

Наши телохранители сразу подобрались, поскольку последнюю неделю в нашем лагере было совершено два успешных захвата, и, когда противник попытался прорваться к нашему дому, стрельба вышла знатная. Конечно, было странно наблюдать, что война ведется без канонады и перестрелок, но только если дело касалось не антианимантов или бункера, где хранился запас душ. Тут всякие правила отставлялись в сторону, и оружие шло в ход без малейшего колебания. Пару раз нам с Анной приходилось вытягивать души уже из мертвых тел, оставшихся после атаки на лагерь. Хотя она больше прикидывалась, что помогает мне. Как она сама потом призналась, у меня это получается лучше и не вызывает такого отвращения, как у нее, – носить в себе души мертвых. Когда я, будучи консультантом полиции, по неопытности слил в себя души живых и мертвых, тем самым рассинхронизировав свою душу и выжив после этого, теперь спокойно мог делать это, не испытывая особого дискомфорта. По признанию Анны, мертвые души вызывают у нее чесотку во всем теле, и она старается ими не заниматься.