Требования герцога Феррары поразили даже видавшего виды Александра:

– Лукреция, кажется, они желают взять вместе с тобой золота не меньше твоего собственного веса. Но старый хитрый лис знает, что я все отдам за то, чтобы ты стала герцогиней Феррары.

Начались долгие и трудные переговоры. Эрколе торговался и торговался, он старался для своих сыновей не меньше, чем старался для Лукреции Папа.

Лукреция с трудом сдерживала свое волнение. Многое передумав еще в Непи, она страшно боялась, чтобы это замужество не сорвалось. Ей так хотелось вырваться из жестких цепей своей семьи, из-под влияния отца и особенно Чезаре. Лукреция очень любила родных, готова для них на все, но то, как отец и особенно брат обходились с ее собственной жизнью, приводило женщину в ужас.

Лукреция была очень ласкова с Папой, однако понимала, что излишняя радость по поводу возможного замужества насторожит Борджиа, а нужно, чтобы они ничего не заподозрили, иначе не отпустят птичку из клетки.

– Ваше Святейшество, вы будете очень скучать по маленькому Родриго?

Александр мог не любить, даже ненавидеть Альфонсо Арагонского, но своего внука он обожал!

Лукреция сказала и испугалась, как бы такое замечание не убавило пыла понтифика, вдруг он действительно решит, что разлука с внуком будет слишком тяжела и по этому поводу прервет переговоры? Чтобы держать рядом внука, Папа вполне мог выдать дочь за кого-то, кто все время будет рядом. Но как раз этого Лукреция и боялась больше всего. Нет, она должна уехать к сильному, очень сильному мужу, не похожему ни на Джованни Сфорца, ни даже на Альфонсо Арагонского, уехать как можно дальше от Рима, но только не из Италии. Феррара была идеальным местом, а Альфонсо д’Эсте казался идеальным мужем.

Лукреция уже многое узнала о будущей семье. Эрколе строг и набожен. Его сыновья не похожи друг на дружку совершенно, и не только внешне. Старший (а ей был нужен именно старший!) настоящий мужлан, не слишком-то считающийся с женщинами. И все-таки это вполне устраивало Лукрецию, просто она наслышана об Изабелле.

Изабелла, будучи замужем за Франческо Гонзага, жила своей жизнью. Когда мужа не было в Мантуе, она легко управляла городом, а когда тот надоедал или просто хотелось развеяться, уезжала в родную Феррару. Там принято жить отдельно от мужа и видеть его только ради продолжения потомства. При таком положении дел сойдет и мужлан. Зато это не Джованни Сфорца, трус, способный только рассказывать про ее семью гадости, чтобы обелить себя. Об Альфонсо Арагонском она старалась больше не думать, его не вернуть, а жить дальше как-то надо.

Лукреция усмехнулась: по крайней мере, оттуда супруг просто не сможет удрать, некуда. И Чезаре навязывать свою власть тоже не сможет. А Папа… он уже совсем не молод, ему семьдесят, если не дни, то годы понтифика все равно сочтены.

Она зря боялась, что Папа будет скучать по внуку, тот покачал головой:

– Лукреция, если этот брак состоится, тебе неразумно брать с собой Родриго. Может быть, позже, потом, а пока сумей освоиться сама. Это будет не так легко, в Ферраре найдется немало тех, кто против тебя в качестве герцогини. – Он усмехнулся. – И в Мантуе тоже.

Лукреция поняла, о чем говорил отец, в Мантуе при дворе Изабеллы жил Джованни Сфорца, изгнанный из Пезаро ее братом. Что хорошего мог рассказать там сбежавший муж? Ничего.

Она была совершенно права: Джованни Сфорца вылил на бывшую супругу и ее родственников не просто ушаты, а целые водопады грязи! Не мог же он признаться, что знал о будущем ребенке и отказался от него? Что сбежал из-за устроенной Чезаре комедии с угрозами убийства. Что продавал секреты Неаполитанской армии французам. Что лебезил перед Борджиа, опасаясь за свою шкуру…

Конечно, не мог, а потому говорил и говорил, рассказывая гадости. Часть из них соответствовала действительности, но больше перевирала ее немилосердно. Создавалось впечатление, что Джованни за руку приводил супругу в постель к брату и даже отцу и сидел в кресле, наблюдая за любовными играми. Но разве тех, кто слушал, интересовали нестыковки в рассказах? Ничуть, дамы ахали, а потом пересказывали другим, сплетни обрастали огромным количеством нелепых подробностей, Сфорца становился почти героем, вырвавшимся из лап страшных Борджиа, а семейство исчадьем ада.

Рим, тем более Ватикан не слишком любили в остальной Италии, Папу Александра считали выскочкой (он не принадлежал к аристократической семье и имел испанские корни), а его детей наглецами.

Вот поэтому к сложностям в Риме добавились и сложности в Ферраре. С первого дня было совершенно ясно, что семья д’Эсте принимать Лукрецию в качестве невестки не желает и только вынуждена подчиниться диктату Папы и его подкупу. Это было неимоверно унизительно – знать, что лишь деньгами и предоставлением должностей родственникам и больших льгот ему самому Эрколе д’Эсте удалось уговорить согласиться на нежелательный брак.

Понимая, как переживает Лукреция, Александр прибегнул к уже испытанному средству – загрузил ее работой, но на сей раз отправлять куда-нибудь в Сполето не стал.

– Лукреция, дела зовут меня посетить территории Папской области. Правитель должен время от времени это делать.

Дочь подняла на него удивленные глаза:

– Но Чезаре далеко…

– А разве мы не сможем справиться без Чезаре? У меня есть дочь, которой опыта в управлении не занимать.

– Где?

– Где дочь? Вот она.

– Где управлять?

– В Ватикане. – Понтифик предостерегающе поднял руку. – Только светскими делами, никто не заставит тебя заниматься делами Церкви.

– Но я… но я…

– Ты не хочешь мне помочь?

– Хочу, очень хочу! Но я всего лишь женщина. Кардиналы будут недовольны.

– Ты часто видела их довольными? Покажи, на что ты способна в качестве правителя, пусть и в Ферраре посмотрят, кого я им отрываю от сердца. Ты прекрасно показала себя и в Сполето, и…

Папа хотел сказать «в Пезаро», но решил не напоминать дочери ее первое неудачное замужество. Та усмехнулась сама:

– В Пезаро? Там было несложно. Вашему Святейшеству известно, что Джованни Сфорца живет в Мантуе у Изабеллы д’Эсте?

– Конечно. Ты хочешь сказать, что он рассказывает о тебе гадости? Это, пожалуй, редкий случай, когда я не могу закрыть никому рот. Что ж, тебе предстоит самой завоевывать расположение будущих родственников.

– Вы… вы спокойно отпускаете меня в Феррару?

Лукреция задала вопрос, давно ее мучивший. Как бы ни любила она отца, как бы ни было ей тяжело расставаться с родными, она рвалась прочь всей душой и подозревала, что отец уловил это желание.

– Дитя мое, – Александр привычно поцеловал ее в голову, – я хорошо понимаю, как тебе хочется стать самостоятельной правительницей, выйти замуж за человека, который не сбежит от тебя и не будет убит, как хочется завоевать репутацию достойной донны. Я немолод и не проживу долго, даже если очень постараюсь. И я хочу увидеть твой триумф при жизни, а не с небес.