******

Когда мы доходим до беседки, Карим помогает мне сесть на лавочку, сам садится напротив, селгка наклоняется корпусом вперед, положив руки на колени и сцепив пальцы в замок.

- Я не изменял тебе с Мадиной. И вообще с кем-либо. Это тоже правда. Вчера я действительно был на работе. Приехал домой поздно. Мадина сама пришла, буквально за десять минут до твоего появления. У нее была истерика. Мне жаль, что ты слышала и видела вчера все это.

Говоря, Карим смотрит мне в глаза, ни на секунду не отводя взгляда. Я наверное чувствую, что он говорит правду. Что-то в глубине его темных каре-зеленых глаз подсказывает мне, что мужчина не врет, но дело ведь не только в его честности сейчас. Он сказал, что стал привязываться ко мне, что начал чувствовать больше - и это я тоже мечтала услышать. И, возможно, если бы он сказал мне об этом чуть раньше, то мое сердце растаяло бы, но сегодня мое сердце болит, потому что оно слишком много раз было отброшено в сторону, как ненужное и неугодное.

- Я устала постоянно думать, что во мне что-то не так для тебя. Что я никогда не стану достойной твоей любви. И что я могу сделать что-то не то, и ты снова станешь ко мне холоден. Устала соревноваться с твоей идеальной бывшей невестой. Устала слышать, что она такая хорошая, что про нее слова нельзя плохого сказать, и в то же время про меня было позволительно говорить все, что угодно. Даже вчера она сказала, что я буду плохой матерью, ты не поправил ее. Ты думаешь так же?

- Вовсе нет, Нимб. Я давно так не думаю.

- Почему же не поправил? Почему она, не зная меня совсем, позволила себе говорить подобное, а ты промолчал? А сегодня ты утверждаешь, что у тебя ко мне есть чувства... Почему любая ее истерика, любые ее чувства для тебя более значимы, чем мои? Но при этом, именно ко мне ты привязался? Ты прав, Карим, ты привык, что я всегда рядом, что я всегда остыну и успокоюсь. Мы поругаемся, я вновь остыну и все наладится, но я так не хочу больше. Ты сказал мне много того, о чем я мечтала услышать раньше, но... мне не стало легче. Я устала бороться за тебя. Да, ты не обязан был меня сразу любить, не обязан был радоваться моей беременности, я все это поняла давно, но ведь и я не обязана теперь принимать все сказанное тобой. Я... слишком сильно растворялась в любви к тебе, понимаешь? Настолько сильно, что... потеряла саму себя. Я хочу себя найти, чтобы больше не терять, Карим. Что бы ни было между нами дальше.

Он на мгновение отводит взгляд. Смотрит задумчиво куда-то поверх моего плеча, затем тихо произносит:

- Ты же понимаешь, что мы теперь навсегда связаны, Нимб. Я тебя не оставлю.

- Да. Я знаю. У нас будет ребенок. И как уже сказала, я не собираюсь лишать его отца...

- Я ведь не только об Артуре сейчас говорю, - поправляет Карим, снова посмотрев мне в глаза.

В этот миг мы словно в фильме на паузе. Сидим в беседке напротив друг друга, и просто смотрим и молчим. Между нами много недопониманий и обид, и много чувств - у Карима только зарождающихся, у меня отчаянно не желающих умирать. И, может, где-то в глубине души я понимаю, что никогда не смогу его разлюбить, никогда не смогу убежать настолько далеко, чтобы он не смог бы до меня добраться, но пока под пластом обид и боли это понимание очень тусклое, и сейчас я не хочу его разжигать, иначе я вновь потеряюсь в любви. Нельзя любить так, чтобы терять самое себя. Иначе это уже не любовь, а зависимость. Эта зависимость заставляет нас позволять другим обращаться с нами не так, как мы бы хотели, приничнять нам лишние страдания.

- Чего ты хочешь сейчас? - спрашивает Карим.

Я пожимаю плечами.

- Не знаю. Наверное, хочу слетать к Яне, как и собиралась. А потом... потом будет потом.

Барахтаясь в штормующем океане отношений с Каримом, и отчаянно пытаясь добраться до суши, где смогу почувствовать себя в безопасности, я наконец поняла, что суша - это там, где его нет. И если нам все же суждено быть вместе, то океан сам успокоится и больше не будет пытаться меня потопить.

Месяц спустя

Карим

Возвращаюсь домой около полуночи, заебанный в хлам, но в последнее время мне только так удается сохранять спокойствие - просто въебывать и всю лишнюю дурь выплескивать в работу. Находиться в квартире, где каждый угол пропах Нимб, с каждым днем становится невозможнее. До такой степени, что я решил ее продать и приобрести новую.

Нимб не вернулась. Точнее, вернулась в Россию, но только не ко мне. Сняла себе квартиру, забрала документы из универа и сейчас проходит курсы у шеф-повара, которого отец попросил взять ее к себе как протеже.

С того дня, когда я вернулся с работы уставший как черт, а ко мне в квартиру пришла Мадина, все пошло наперекосяк. Раньше я считал, что самый большой пиздец в моей жизни - это Нимб. А теперь понял, что это ее отсутствие. Потому что я скучаю просто невыносимо.

Когда я влюбился в эту девчонку? Да хрен его знает. Сейчас мне кажется, что я всегда был в нее влюблен, потому что просто не могу найти ту четкую грань, когда мои чувства к ней круто изменились.

Достаю телефон и уже по традиции делаю заказ в бутике цветов для нее. Это единственное, что она от меня принимает. Говорить толком не хочет, только на вопросы о ребенке отвечает, видеться не желает. Ладно хоть цветы в лицо не швыряет. В те редкие разы, когда мы пересекаемся где-то, смотрит на меня тревожно и подозриетльно, избегает оставаться наедине. Пиздец.

Как я так облажался?

Вспоминаю тот день, когда Мадине заявилась ко мне в истерике, лезла и рыдала так, что мне пришлось умывать ее ледяной водой, чтобы хоть как-то привести в чувства. Я смотрел на свою бывшую невесту, слушал, что она говорит, и видел в ней собственное отражение. То же самое я сам бросал в лицо Нимб. То же самое говорил Мадине о ней. Только мое отношение изменилось, но каким оно было изначально ни та, ни другая не забыли.

Не хотел доводить до крайности, но когда Мадина прислала мне фото Нимб с другим парнем, а затем попросила отобрать у нее ребенка и воспитывать самим, я решил вмешать в дело отца девушки. Он мне, разумеется, чуть табло не разбил, что было бы вполне заслужено, но насчет дочери все понял. Ей надо было уехать подальше от меня, чтобы успокоиться и смириться с мыслью, что вместе мы не будем. Перед ее отъездом в Европу, я попросил возможности поговорить с Мадиной. Надо было точку поставить. Я признался, что не могу быть с ней не только из-за ребенка, которого ждет Нимб, но еще потому, что сама Нимб мне нужна. Это был тяжелый разговор. Мадина снова плакала. А я в очередной раз подумал, что если бы не метался так долго, если бы сам раньше разобрался в том, кто мне действительно нужен, то ни одна из них так не страдала бы в итоге, и не была бы унижена.

На этом я поставил жирную точку в отношениях с Мадиной и пожелал ей настоящего счастья, потому что она заслуживала мужчину, который действительно любил бы ее. Сейчас я могу точно сказать, что никогда ее не любил, и если бы любил, то место за грудиной Нимб бы так просто не заняла.