Причину ее смерти припишут несчастному случаю, как раньше несчастному случаю приписали смерть Сэма. Слезы градом текли из глаз Элизабет, смешиваясь с капельками дождя, но она их не замечала. Джип стало все чаще заносить на мокрой дороге, и она, судорожно вцепившись в рулевое колесо, пыталась выровнять его. Она знала, что жить осталось всего несколько секунд, прежде чем она сорвется в пропасть. От ужаса и неимоверного напряжения тело ее онемело, а руки, обхватившие руль, казались ей чужими и деревянными. Она осталась одна в целом мире, мчась на огромной скорости навстречу своей гибели, и только ветер без умолку завывал ей в уши: «Летим со мной!» – и рвал и толкал машину, силясь сбросить ее с дороги. Джип опять сильно занесло, и Элизабет сделала отчаянную попытку вновь выровнять его, вспомнив, чему ее учили. Всегда поворачивай руль в сторону заноса. Машина и на этот раз оказалась послушной рулю и, выровнявшись, вновь продолжила свой стремительный бег под гору. Элизабет взглянула на спидометр... восемьдесят миль в час. Словно пущенная пращой, машина на огромной скорости приближалась к очередному крутому повороту, и Элизабет поняла, что на этот раз уже не сумеет вписаться в него.

Вся жизнь в ней, казалось, замерла, отгороженная тонкой пленкой от реальности. Она услышала голос отца, говоривший ей: «Что ты делаешь тут одна в темноте?», и он взял ее на руки и понес наверх в постель, и вот она на сцене, танцует, и все кружится и кружится, и не может остановиться, и мадам Неттурова громко кричит на нее (или это она сама кричит?), и появляется Рис и говорит: «Разве так следует отмечать свое совершеннолетие?» И Элизабет подумала, что теперь уже никогда не увидит Риса, и она стала звать его, и пленка исчезла, но кошмар остался. И джип пулей приближался к повороту. Сейчас она сорвется в пропасть. Единственное, о чем она сейчас мысленно молила Бога, – чтобы все кончилось как можно быстрее.

В этот момент впереди, справа от себя, чуть не доезжая до поворота, Элизабет заметила узкую полоску противопожарной просеки, пробитой сверху вниз прямо в скале. Для решения оставались считанные доли секунды. Она не знала, куда ведет просека, знала только, что вверх, что это остановит ее стремительный спуск и даст ей хоть какой-то шанс на спасение. И она решилась. В тот момент, когда джип на страшной скорости приблизился к просеке, она резко рванула руль вправо. И хотя задние колеса начали было скользить, инерция стремительного движения успела занести передние на гравий просеки, и джип с надрывным воем уже мчался вверх. Элизабет, вцепившись в руль, старалась удержаться на узкой полоске, окаймленной справа и слева цепочками редких деревьев, подступавших прямо к просеке, так что их ветки больно хлестали ее по рукам и голове, когда она проносилась мимо них. Она взглянула вперед и, к своему ужасу, увидела внизу все то же взбесившееся Тирренское море. Просека просто вела к другой стороне утеса. Спасения не было.

Обрыв стремительно приближался, слишком стремительно, чтобы успеть выпрыгнуть из машины. Вот он уже совсем рядом, а внизу бескрайнее море. В этот момент джип резко занесло, и последнее, что успела заметить Элизабет, было выросшее, словно прямо из-под колес машины, дерево, затем раздался взрыв, который, казалось, заполнил собой всю вселенную.

И в тот же миг воцарились тишина и покой.

Очнулась она на больничной койке, и первым, кого увидела, был Алек Николз.

– А в доме хоть шаром покати, чем же я тебя кормить стану, – прошептала она и разрыдалась.

Глаза Алека наполнились болью, он нежно обнял ее и прижал к своей груди.

– Элизабет!

– Все в порядке, Алек, – пробормотала она. – Страшное уже позади.

И это было правдой. Казалось, каждая клеточка ее тела трепещет от боли и страданий, но она жива, и в это верилось с трудом. Она вспомнила свой смертельный спуск и вся похолодела от ужаса.

– Давно я здесь нахожусь?

Голос ее был слабым и хриплым.

– Тебя сюда привезли два дня назад. Все это время ты была без сознания. Доктор говорит, что ты чудом спаслась. Все, кто видел место катастрофы, утверждают, что ты должна была погибнуть. На тебя случайно натолкнулись лесничие и немедленно доставили сюда. У тебя небольшое сотрясение и масса ушибов, но, слава Богу, все кости целы. – Он вопросительно взглянул на нее и спросил: – А зачем ты поднялась на вершину утеса по противопожарной просеке?

Элизабет рассказала все как было. Ужас отразился на его лице, когда вместе с ней он пережил безысходное отчаяние ее жуткого спуска. Слушая, он то и дело повторял: «Боже мой!» Когда она закончила, Алек был бледен как полотно.

– Какая глупая и ужасная случайность!

– Это не случайность, Алек.

Он в недоумении взглянул на нее:

– Что значит «не случайность»?

И впрямь, откуда же ему знать правду? Он ведь не читал отчета.

– Кто-то вывел из строя тормоза.

Он недоверчиво покачал головой.

– Зачем?

Потому что... Нет, она не может сказать правду. Пока не может. Хотя и доверяет Алеку больше всех. Просто еще не пришло время. Надо прийти в себя, выздороветь и все тщательно обдумать.

– Не знаю, – уклончиво ответила Элизабет. – Но я почти уверена, что кто-то к ним приложил руку.

Она взглянула ему в глаза и увидела, как одно за другим промелькнули в них недоверчивость, недоумение и, наконец, гнев.

– Мы найдем этого негодяя.

Голос его был суровым.

Подойдя к телефону, он поднял трубку и спустя несколько минут уже говорил с начальником полиции Олбии.

– Алек Николз у телефона, – сказал он. – Я... Спасибо, она себя чувствует хорошо... Спасибо. Я передам ей. Я звоню по поводу джипа, на котором она ехала. Где он?.. Пусть там и стоит. Проследите за этим, пожалуйста. И найдите хорошего механика. Через полчаса буду у вас.

Он положил трубку на рычаг.

– Джип в полицейском участке, в гараже. Я отправлюсь туда.

– Я еду с тобой.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Доктор сказал, что ты должна побыть в постели по крайней мере два-три дня. Ты же не можешь...

– Я еду с тобой, – упрямо повторила Элизабет.

Сорок пять минут спустя, несмотря на бурные протесты лечащего врача, Элизабет, вся в синяках и кровоподтеках, настояв на своем, была выписана из больницы под свою ответственность и вместе с Алеком Николзом отправилась в полицейский гараж.

Луиджи Ферраро, начальник полиции Олбии, был пожилым смуглолицым сардом с огромным животом и кривыми ногами. Его заместитель, инспектор Бруно Кампанья, словно каланча, возвышался над своим начальником. Это был крепкого сложения пятидесятилетний мужчина, неторопливый и основательный. Оба они вместе с Элизабет и Алеком наблюдали, как механик обследовал нижнюю сторону джипа, приподнятого над полом с помощью небольшого гидравлического подъемника. Левое переднее крыло и радиатор были смяты в лепешку и залиты соком дерева, в которое врезался джип. Элизабет при виде машины сделалось дурно, и она вынуждена была опереться на руку Алека. Он участливо посмотрел на нее: