Я сама не поняла, как Рольген освободился, глаза его сверкнули яростью. Короткий замах — и бывший опрокинулся прямо на капот, на сей раз от точного жесткого удара.

— Еще раз оскорбишь Леону, сломаю нос, — буднично пообещал он, после чего снова подал мне руку. Которую я совершенно неосознанно приняла.

— Да я… Да вы… — Вальнар снова вскочил.

Взъерошенный, скула наливается красным.

— Я подам на тебя в суд! — заявил он, указывая на моего спутника.

— Если не прекратишь преследование, в суд на тебя подам я, — сообщила холодно, после чего Рольген поднял букет, и мы вместе направились к флайсу.

В спины нам неслись проклятия и страшные угрозы, я же вообще ничего не могла понять. Нет, разумеется, Вальнар никогда не был идеалом: заносчивости много, амбиций еще больше, но чтобы вот так себя вести? Набрасываться, оскорблять, с маниакальным упорством пытаться выяснить, с кем я встречаюсь… М-да. Как мало мы, оказывается, знали друг друга. Или просто не хотели знать? Не так уж много времени мы проводили вместе — редкие прогулки, короткие встречи в перерывах между моей и его работой, романтические вечера, которые можно по пальцам перечесть. Да еще совместные посиделки у Лэм с Дрэйком. Вот и все отношения.

Я вдруг поняла, что больше не хочу такого. Не хочу, чтобы рядом был незнакомец. Не хочу сама становиться незнакомкой.

— Спасибо, — сказала, когда мы сели в машину.

— Не за что.

Рольген раздраженно взглянул через стекло — туда, где Вальнар от души пнул ни в чем не повинный флайс. Раз, другой, третий.

— Ты не должен был меня защищать.

— Должен.

— Я имею в виду…

— Терпеть не могу наблов, которые оскорбляют женщин. Думают, что им все позволено, — процедил тот. — Простите, что не сдержался.

— Прости, — напомнила я.

— Да, конечно.

— Тебе не за что просить прощения.

— Я про наблов.

Мы переглянулись и обменялись короткими улыбками. На какое-то время в салоне воцарилась тишина. Все благополучно молчали, даже Прист не пытался заговорить. Каждый думал о чем-то своем, и когда блики рекламных огней скользили по лицу Лидса, оно казалось не по возрасту серьезным, а еще хмурым. Несколько раз подумывала о том, не спросить ли о причине, но не решалась. Не ответить мне он не сможет, только поставлю в неловкое положение. Захочет — расскажет сам.

— Отец был жутко ревнивый и вел себя отвратительно, — неожиданно пояснил Рольген. — С мамой. Их уже давно нет, но меня по-прежнему цепляет.

— Мне жаль, — тихо сказала я.

Какое-то время мы снова молчали, глядя на отражения друг друга в затемненных стеклах. Пока меня не накрыло воспоминанием.

— Лидс! Ты же говорил, у тебя брат того же возраста, что и Танни?

— Да. Он живет со мной.

— Ты его опекун?

Он кивнул.

С ума сойти, вот это совпадение!

— И как вы ладите?

— Пока не включаю строгого папашу — чудесно.

Не выдержала и рассмеялась.

— Часто включаешь?

— Иногда приходится заниматься воспитанием. С подростками просто, когда ты их друг, когда становишься родителем, уже сложнее.

— Но все-таки приходится?

— Приходится. Иначе никак.

— Не представляю, как моя дочь будет воспитывать внучек, — неожиданно добавил Валентен. — Она сама большой ребенок.

— У нее полно времени, чтобы повзрослеть, — заявил Рольген. — Основные проблемы начнутся, когда им захочется стать крутыми и соответствовать.

— С подростками сложнее всего, — подтвердил водитель. — Когда моя была в таком возрасте, как перед спящим драконом с женой себя чувствовали. Одно неверное слово — пожар.

Он хмыкнул и сосредоточился на управлении. За разговором время пролетело быстро, я едва заметила, как мы пошли на снижение.

— Прогулка с Марром? — уточнил охранник.

— Нет, на этой неделе с ним гуляет сестра.

— Понял.

С Валентеном мы попрощались на стоянке, но Лидс провожал меня до квартиры. Я не стала сопротивляться: видно было, что он по-прежнему чувствует себя неловко из-за того, что произошло на парковке Ландстор-Холла. Причем большей частью потому, что согласился на мои уговоры не провожать от дверей до дверей. Не хотелось мне, чтобы все видели сопровождение. К тому же странно и непривычно знать, что за тобой постоянно следят, за каждым твоим шагом. Точнее, не следят, а… оберегают. По крайней мере, после сегодняшнего мне в голову пришло именно такое слово. Случись мне оказаться там одной, вряд ли от Вальнара получилось бы так просто отвязаться. Да и вообще…

— Лидс, если бы ты хотел помирить брата, ну… с кем-то, с кем он очень сильно поссорился, и для этого устроил им встречу… Ты бы сказал заранее или сделал сюрприз?

Тот внимательно на меня посмотрел.

— Насколько серьезно?

— Очень.

— Сказал бы заранее. Желательно за неделю.

— Почему за неделю? — растерялась я.

— Потому что за это время точно схлынут эмоции и включится голова. Если в этой самой голове есть желание помириться, что-то может выгореть.

Лифт выпустил нас в холл, с легким щелчком закрылся.

Удивительно, но прощаться с ним совсем не хотелось.

— Заходи как-нибудь на кофе, — неожиданно для себя пригласила я.

Рольген тут же посерьезнел.

— Не положено. Особенно когда я на работе.

— А мы никому не скажем. Приезжай как-нибудь пораньше, пока ты еще не на работе. Поболтаем, поделимся методами воспитания. Договорились?

— Леона…

— Договорились! — хлопнула его по плечу и поцеловала в щеку. — До завтра!

Открывая дверь, я уже знала, что ждать до утра не буду.

Надо все рассказать сестре прямо сейчас.

Стоило мне открыть дверь и шагнуть в квартиру, как в комнате что-то упало. Почему выключен свет? Провела ладонью рядом с выключателем, и в полутемной гостиной увидела Танни, спешно оправляющую юбку. Щеки у сестры слегка покраснели, а вот стоявший рядом с ней Мик выглядел расслабленно-вальяжным. Не надо было даже верхних светильников, чтобы понять, что они тут не кино смотрели. И даже не музыку слушали. Все научно-воспитательные теории разом вылетели из головы. Вот и что с этим делать, спрашивается?

— Мм… Леа, привет. Ты чего так рано?

Это не я рано, это кто-то о времени забыл. Впрочем, оно и неудивительно.

Танни смутилась еще больше, поэтому я промолчала.