— Не мог, что ли, предупредить, куда пропадаешь?

— Я же не знал, что так получится!

Вячик подумал и сообщил с тайным злорадством:

— Настя сказала, что ты бессовестный.

— И давно она сделала такое открытие?

— Сегодня. Потому что ты к ней не зашёл.

— Она же сегодня собиралась быть в своём мягкоигрушечном кружке.

— Не весь же день. Думала, к вечеру заглянешь.

— Ну, вот такой я… совершенно отрицательный. — И дёрнуло меня за язык: — А вы с Настенькой, по-моему, и без меня не скучали…

Вячик Вальдштейн оч-чень внимательно посмотрел на меня. Своими глазами мандаринового цвета. Потом сложил колечком большой и указательный палец — словно держал в них крошечную букашку:

— Вот ни на столечко ни хочу я с тобой ссориться. Понял?

— Понял… — Я виновато засопел. — А я, что ли, хочу? Сами на меня… со всех сторон…

— Никто ни с каких не сторон… Мы ещё зимой у костра пообещали жить дружно. Забыл?

— Ничего я не забыл… Только имей в виду: Ивка с завтрашнего дня будет жить здесь. И везде будет с нами…

— Ну и слава Богу. Кому от этого плохо? — сказал Вячик. По-моему, вполне искренне.

Утром я поехал за Ивкой.

Ивка был очень обрадован таким поворотом дел. Его мама тоже. Она собрала Ивкин чемоданчик — будто для поездки в лагерь.

Оказалось, что у Ивкиной мамы и у Сони билеты не на завтрашний, а уже на сегодняшний московский поезд.

— Ивушка, на вокзал тебе ходить незачем. Долгие проводы — лишние слёзы. Нас проводит Анна Гавриловна. — Это была соседка Стоковых. — А ты с Сашей играй там спокойно, жди нашего с Сонечкой звонка из Москвы.

Ивка тихо кивнул. Мама обняла его. А потом и меня.

— Спасибо тебе, Сашенька. И бабушке твоей…

Я от смущения задышал, как пароход: за что спасибо-то?

Соня протянула тоненькую, как ветка, руку:

— До свидания, Саша…

Ивка такой человек — ему всякий улыбается навстречу. Сразу. (Если, конечно, этот «всякий» не злодей и не дурак.) Поэтому и Вячик, и Арбуз, и Настя встретили Ивку как своего.

Днём собрались мы на дворе у Арбуза. Решили пойти в Завязанную рощу. Тянули нас те места неодолимо. Ну, прямо как загадочная планета, которая вдруг вплотную приблизилась к нашей — один скачок, и ты в неведомом мире.

Все теперь были уже свободны от домашних дел — можно идти не откладывая.

Только Николки не было. Его опять забрали на репетицию. Театр Демида решил показать «Огниво» ребятам городского летнего лагеря.

— Маргарита пообещала, что сама приведёт его домой, — сообщил Арбуз. — А нам без этого лунатика даже спокойнее. Не надо вздрагивать, что опять слиняет…

И вот мы снова оказались на краю рощи. На краю загадки. И появилось в душе такое вот «предсказочное» замирание. По крайней мере, у меня. Но и у других, мне кажется, тоже. Потому что все начали говорить полушёпотом.

Я оглянулся на изменившийся (как в прошлый раз!) город, и мы оказались в тени сосен. Густых и причудливых. И в запахе смолистой хвои. И в тишине таинственного пространства.

Да, учёные ушли отсюда, а загадки странного мира остались. Но в загадках не ощущалось тревоги. Тишина была добрая, она охраняла нас… От кого охраняла, от чего?

«От Озма?»

— Смотрите, наш знакомый, — шепнул Вячик.

На сосне сидел серый котёнок. Как в прошлый раз, он беззвучно открыл розовый рот. Ивка рассмеялся и протянул руки:

— Иди к нам.

Котёнок посидел, раздумывая. Но, видать, были у него свои дела. Он опять сиганул, как белка, в кустистую крону соседней сосны. Мы не обиделись. Пошли.

Вячик разулся и шагал босиком. Мы посмотрели на него — и тоже. В траве было много старой хвои, она пружинила под нами и щекотала ступни. Иногда попадались сухие шишки, но кололись не больно.

Мы с полчаса ходили среди сосен. Можно было разглядывать каждый ствол, словно музейное чудо, — так хитро они были изогнуты и заплетены. «Завязаны». Ивка и Вячик переглянулись и полезли вверх по стволу, закрученному штопором. Вернее, не полезли, а почти побежали — как по винтовому трапу.

— Мартышки, — сказала им вслед Настя. — Вот сломаете шеи.

А они смеялись, мелькали руками-ногами и ухитрялись на бронзовых изгибах сосны обгонять друг друга.

Мы стояли втроём, задрав головы, и смотрели.

— Правда не загремели бы вниз, — озабоченно сказал Арбуз.

Но я был уверен, что не случится ничего плохого. Здесь не случится.

— С такого загогулистого ствола трудно сорваться.

Настя была совсем рядом. И вдруг шепнула:

— А Николка, знаешь, что сказал мне вчера? «Эти сосны, — говорит, — только кажутся такими. А по правде, — говорит, — они прямые…»

Стало хорошо оттого, что она вот так тепло шепчет мне в ухо и что волосы её перепутались с моими, когда она вплотную приблизила голову. Хотя, если по правде, прежней трепетной влюблённости в Настю у меня не было. Давно уже. Друзья-приятели, вот и всё. Поэтому и подозрительность моя к Вячику была почти что придуманная… Но сейчас опять сделалось так, как в сентябре, когда мы только познакомились за одной партой…

Арбуз перебил мои размышления о всех этих чувствах. Оказывается, он расслышал Настин шёпот.

— Нам физик в школе рассказывал про искривление пространства. И что предметы в искривлённом пространстве могут нам казаться не такими, как на самом деле… А тут ведь, когда была секретная зона, всякие такие вещи как раз и открывали…

— А почему тогда мы сами не искривлённые, как сосны? — спросила Пшеницына чуть капризно.

— Может, тоже искривлённые, только не замечаем.

Было досадно, что Арбуз вмешался в моё лирическое настроение. А про хитрости здешнего пространства (и других пространств тоже) я и так догадывался. В фантастических книжках про это много чего понаписано.

— А вон те точно уж искривятся, если не слезут, а брякнуться вверх тормашками, — заявила Настя. И опять задрала голову: — Где вы там?!

«Мартышки» уже спускались. Быстро и ловко.

— Я нашёл там дупло, — шепнул мне Ивка.

— Пустое?

— Не совсем… Алька, очень странное дело…

Он впервые назвал меня Алькой, а не Сашей. Наверно, потому что так меня звали остальные. И я обрадовался этому, но мельком. Больше я встревожился — из-за его странного шёпота.

— Ивка, что случилось?

— Да ничего плохого. Наоборот…

— А что наоборот-то?