– Адалин, – смеюсь я. – Снежинка решила вернуться.

– Какая снежинка? Бейкер, ты меня пугаешь! – переходит на испуганный крик мой бывший риелтор. Я продолжаю мысленно ликовать и тащить слабо упирающуюся девушку к серебристому минивену, на котором она приехала час назад.

– Спустя пять лет. Не могу поверить…, – шепчу сам себе, подставляя лицо морозным иглам снежной пурги, и позволяя им пробраться глубже. Намеренно не запахиваю верхнюю одежду. Хочу прочувствовать запущенные двадцать четыре часа и как можно дольше удержать в сердце надежду, что на этот раз мы с Адалин все сделаем правильно, и ей больше не придется бежать, а мне ждать.

Лиззи Спаркл матерится и дует в ладони, пытаясь завести остывший двигатель. Я не сажусь в салон, впитывая в себя все разом ожившие эмоции. Пять лет я чувствовал себя гребанным мертвецом, и только в Рождество позволял крошечной надежде заглянуть на огонек в мой одинокий дом.

Задрав голову, я смотрю в серое небо, затянутое снежными тучами. Триста пятьдесят миллионов снежинок приземляются на мои волосы, лицо, колют в глаза, забираются воротник, тают на по-мальчишески вытянутом языке. И мне слышится сквозь вой метели знакомый мотив.

Проходит не меньше тридцати секунд, прежде чем я осознаю, что дело не в слуховых галлюцинациях, а Лиз завела свой автомобиль и включила радио.

– Поехали, – приземлившись на соседнее сиденье, бодро распоряжаюсь я. – И сделай погромче.

– Ты свихнулся, Бейкер, – тяжело вздохнув, резюмирует Лиззи, резковато трогаясь с места. – Чокнутый.

– Значит, нам с Адалин точно не будет скучно друг с другом, – широко улыбаюсь, заверяю скептически настроенную попутчицу.

Оказывается, сходить с ума иногда не так уж и плохо, особенно если вся твоя прежняя жизнь на фоне двадцати четырех часов волшебного рождественского приключения кажется бесконечным черно-белым кадром, снятым по бездарному сценарию начинающего режиссёра.

Я жаждал увидеть совсем другое кино, раскрашенное яркими эмоциями, настоящими чувствами и новыми набитыми шишками, и я точно знал, с кем хочу его посмотреть. Но реальность, в которую так настойчиво предлагают меня вернуться бывшие коллеги, друзья и родственники, спрятала от меня девушку, только рядом с которой я хотел бы жить. Эта бессердечная реальность заперла Снежинку в больничных стенах, куда у меня не оказалось доступа. Лечащий врач Снежинки и ее хамоватая тетя Мэган категорично дали понять, что я не получу разрешение на личную встречу с пациенткой психиатрической клиники. Спустя пару-тройку звонков и визитов мне удалось выпытать у доктора, больше десяти лет наблюдающего Адалин некоторые особенности ее состояния. Док сказал, что пациентка крайне нестабильна, и опасна для самой себя, а еще он сообщил, что Адалин трижды сбегала из клиники. Паззл окончательно сложился.

Я подозревал нечто подобное, но смириться с тем, что мы, возможно, никогда не увидимся, оказалось тяжелее, чем принять, что моя пигалица не такая, как все. Так или иначе, но я тоже причастен к ее судьбе и прогрессированию болезни, которую не заметил. Я думал, что успешная операция даст молоденькой пациентке второй шанс, когда передавал ее другому врачу, не сомневаясь, что Скай справится со всеми преградами и смело впорхнет в будущее, а на коньках или без – решит сама.

Но я не учел одного, самого главного правила. «Женские мечты» – тайна, укрытая настоящим волшебством и запакованное в рождественское чудо. И если однажды под бой сломанных часов твоя женщина доверит тебе это хрупкое сокровище, ты никогда не согласишься на меньшее.

«Нет никаких границ, Снежинка. Сейчас самое время загадывать правильные желания. Используй свое богатое воображение. Представь, как мы вместе справляем Рождество через пять лет. Какими ты нас видишь?»

Если у Снежинки рецидив или обострение, то, кроме самого себя, мне винить некого.

Так почему же я улыбаюсь, как безумный, потирая вспотевшие от волнения ладони?

Снежинка

Трудно описать шквал чувств и эмоций, что разрывают мое сердце в клочья, как только я выхожу из машины и встаю перед домом. Ничего в его внешнем виде не изменилось, словно мы с Лэндоном только вчера закрыли входную дверь и, оседлав снегоход, помчались обратно в деревню.

Никаких признаков того, что внутри кто-то есть, тоже не наблюдается.

Я без труда нахожу ключ под горшком для декоративного растения на веранде и легко оказываюсь внутри – теплый воздух приятно покалывает кожу щек, и я с удивлением отмечаю, что комод в главном холле едва покрыт слоем пыли. Одежды, обуви и вещей, которые могли бы выдать информацию о постоянных жителях этого дома, в поле моего зрения не обнаружено.

Бросаю беглый взгляд на электронные настенные часы, украшенные елочным венком с серебристыми шарами – до заката остался примерно час, и было бы здорово застать заход солнца за горизонт на озере, но из-за метели я вряд ли увижу облака, утопающие в розовой дымке. Пожалуй, обойдусь без приключений и просто переночую здесь. Пережду очередную рождественскую бурю и примерно через сутки отправляюсь за своей крохотной волчицей.

Еще несколько минут я трачу на то, чтобы сбегать к машине и вынуть из багажника пакет из продуктового – я заехала в бакалею еще вчера, но оставила все в машине на целую ночь, переволновавшись из-за ответственного разговора с Мейсоном.

Затопив камин из остатков бумаги и нарубленных дров, почувствовав жар от огня, переодеваюсь в легкое праздничное платье и фартук, намереваясь организовать для себя праздник в духе сильной и независимой.

На этот раз никаких кексов, а Рождественский чизкейк и батат с чесночным соусом. Приготовление двух блюд занимают у меня всего полчаса, и, подпевая новогодним песням, я стараюсь не думать, что совершаю незаконные действия, нагло ворвавшись в частную собственность и оккупировав чужой дом.

Будет не очень весело, если Рождество я встречу в полицейском участке. Хотя в такую глушь даже неотложка не доберется. Уверена, Лэндон был бы жив, если бы эта проклятая трасса на пути к дому, не была бы столь скользкой или заснеженной. Его удалось бы спасти. Смерть Викинга – случайность, неправильное стечение обстоятельств.

Все могло бы быть иначе…

Поставив два блюда в духовку на разные уровни, я отвлекаюсь на фотографии Лэндона. Я провожу бесконечное количество времени, разглядывая его детские и юношеские снимки, накрыв колени колючим пледом. Невольно зеваю, понимаю, что меня клонит в сон. Держусь из последних сил, прекрасно понимая, что духовка сама себя не выключит через сорок минут.

Разум отчаянно погружается в сладкую дымку, каждая клеточка тела становится невыносимо тяжелой и запредельно невесомой одновременно, а запах цитрусовых, шоколада и имбирных свечей с корицей завлекает сознание в сладкий Рождественский сон.