Войны вокруг дневного сна доводят матерей до исступления. Фрида опять кусает заусенцы и спит по три часа. Ее раздражает все, что делает Эммануэль. Она набралась храбрости пожаловаться на Эммануэль Роксане. Она рисковала — ее сетования могли услышать в очереди в душ или по пути в столовую.

После особенно утомительного дня Фрида говорит:

— Мамочка не хочет играть, сейчас не время. Сейчас время поспать. Закрой глазки, пожалуйста.

Когда Эммануэль отвечает: «Нет-нет-нет-нет», Фрида срывается. Она щиплет Эммануэль за руку, в силиконовой коже куклы появляется ямка.

— Боже мой.

Фрида отходит от кроватки. Инструкторы не смотрят. Ее одноклассницы заняты. Эммануэль не начинает тут же реветь. Она переводит взгляд со своей руки на пальцы Фриды, с пальцев Фриды на лицо Фриды. Ее рот открывается и замирает в безмолвном душераздирающем «О!».

* * *

Разговорный кружок назначен для матерей, склонных к агрессии либо в виде небольших вспышек, как у Фриды, либо в случаях, когда матери угрожают куклам наказаниями, которые они раньше применяли к своим детям. Группа встречается в спортзале после обеда. Число участников меняется каждый вечер в зависимости от дневных нарушений, число которых обычно увеличивается при приближении к праздникам и дням рождения детей, перед экзаменами и когда у матерей предменструальный синдром. Тем вечером в группе семнадцать матерей, включая Фриду. Они сидят кружком на холодных складных металлических стульях в единственном освещенном углу. Лампы расположены у них над головами, и это создает какую-то жутковато-контрастную картинку среди сумерек. Они вполне могли бы быть актрисами в каком-нибудь фильме ужасов.

Миз Гибсон — модератор. Матери должны назвать свои имена, проступки, рассказать о своем неблагополучном прошлом, поразмышлять о том вреде, который они нанесли своим детям и куклам. Прошлое поведение — наилучший индикатор поведения в будущем. Предположительно причины их нарушений коренятся в неблагополучной жизненной истории. Возможно, они возвращаются к своим прежним привычкам, но школа поможет им порвать с прошлым. После признаний матери должны повторить мантру разговорного кружка: «Я эгоистка. Я опасна для моего ребенка».

Некоторые матери признаются в проституции. Рассказывают о бедности. Наркомании. В основном употребляют марихуану, некоторые — опиоиды. Торговля наркотиками. Бездомность. Есть несколько алкоголичек, включая одну белую женщину средних лет по имени Мора. Это хорошо сохранившаяся брюнетка. Она говорит с придыханием. Пить начала в одиннадцать. Крала деньги и алкоголь. Шлялась с подростками, просыпалась в грязи и крови. У нее пятеро детей. Она посмеивается, говорит, что все, что она делает, она делает в состоянии опьянения. Здесь она из-за проблем с младшей дочерью — тринадцатилетней Кайли.

— Она назвала меня бесполезной старой сукой. Я отвесила ей пощечину. Она всегда грозила донести на меня, и в один прекрасный день, когда я была на работе, она позвонила на горячую линию. Служба защиты ребенка обнаружила порезы у нее на бедрах. Я не знала, что она себя режет. Она сказала, что это я ее довела. Я не должна была ее рожать. Забеременела, когда мы уже решили расстаться. — Мора замолкает на секунду. — Я ее обожгла один раз, когда ей было пять. Погасила сигарету о ее руку. — Она обводит взглядом матерей в группе, те смотрят на нее в ужасе, а она дружески улыбается.

Миз Гибсон спрашивает, что Мора сегодня думает о том своем поведении. Побои, ожог.

— Ну, ожог-то был всего ничего, — поясняет Мора. — Давайте не будем делать из мухи слона.

Сегодня Мора и ее кукла проходили тему общения перед сном. Куклам предподросткового возраста дали смартфоны. Кукла Моры залезла под одеяло, играла там со своим телефоном, в конечном счете Мора стащила с нее одеяло и пообещала поколотить.

— Это все. Я эгоистка. Я опасна для моего ребенка.

Матери благодарят ее за рассказ. Следующей выслушивают Эви, дочку эфиопских эмигрантов, у которой узкое лицо, мрачное выражение и изящные, почти детские руки. Эви говорит, что у нее было счастливое детство. Ошибка Эви состояла в том, что она позволяла своей дочери Харпер возвращаться домой из библиотеки одной. Дочери было восемь лет. «Нет, постойте, ей только что стукнуло девять». Она печально улыбается матерям.

— Между нашим домом и библиотекой около четырех кварталов. Может быть, минут десять ходьбы. Она хотела ходить одна. Все дети в нашем квартале так ходят. Люди постоянно следят друг за другом. Если кто-то беспокоился, мог бы поговорить со мной. Но кто-то предпочел вызвать копов. — Эви устремляет взгляд в пол. — Ее подобрали, когда она была в квартале от нашего дома.

Миз Гибсон считает, что Эви не раскаялась в должной мере. В каком это мире можно отпускать восьмилетнюю девочку одну?

— Мадам, — говорит Эви. Она кусает губу. Переходит на бубнеж: — Я приняла плохое решение. Я подвергла ее опасности.

— Отлично, Эви. А теперь — почему вы оказались здесь сегодня?

— Моя кукла пожаловалась, что я ее толкнула. Я ее не толкала. Она упала. Это был несчастный случай.

— Эви, ваши инструкторы говорят, что вы ее толкнули.

— Просмотрите записи с камер. У вас ведь все записывается, да? Я вам говорю: она это выдумала.

Они спорят о том, могут ли куклы врать, могут ли куклы манипулировать родителями, как это делают дети, или же Эви, обвиняя куклу, демонстрирует непрочность своей привязанности и недостаточную веру в программу. Эви говорит, что она успокоила куклу. Она обняла ее, и та через считаные секунды забыла о физической боли. Показатели привязанности были достаточно высоки. В день экзамена она получила высшую оценку.

Почему миз Гибсон так ее мучает, когда все нарушение состояло в том, что ее дочка всего лишь возвращалась домой одна, а кукла всего лишь упала?

— Я вроде ни о кого сигарету не тушила, — говорит Эви.

Матери делают резкий вдох. Мора сердито смотрит на Эви. Эви сердито смотрит на миз Гибсон. Мельтешение ног — матери закидывают одну на другую.

— Дамы, помните, здесь безопасное пространство, — говорит миз Гибсон.

Бойфренд одной из женщин сломал руку ее дочери. В больнице они сказали, что это несчастный случай. Бойфренд совершил проступок, находясь на условно-досрочном освобождении, и теперь вернулся в тюрьму. Мать оказалась здесь за то, что солгала ради него и не защитила дочь. Другие матери сознаются в ожогах, в том числе щипцами для волос. В порке. Одна из матерей ударила своего десятилетнего сына линейкой, поставила ему синяк под глазом.

Фрида позволяет историям нахлынуть на нее. Когда Гарриет в первый раз оставалась на ночь у Гаста и Сюзанны, Фриде хотелось шарахнуть молотком по ноге этой сучки, измолотить молотком стены. И что она должна была сделать с