– Двадцать девятого? – наморщил Глебов высокий лоб. Из-за лысины просто-таки высоченный! – Приходил Василий, сосед из сорок восьмой квартиры, принес магнитофон. Починить.

– Вы что ж, и ремонтом бытовой техники подрабатываете?

– Да всем, чем можно. А что? Запрещается?

– Отчего же? Я не налоговая инспекция.

– А как там у вас? Ну, в милиции, работается?

– По-разному. – Леонидов поднялся: – Я зайду к вашему соседу, чтобы снять вопрос.

– Это как вам угодно.

Глебов глянул на него исподлобья. Ох, не так-то он прост!

– Кстати, с Коваленко общаетесь?

– Вы уже спрашивали. – И память цепкая! – Он иногда звонит, новости сообщает: кто из наших куда устроился, кто женился, кто развелся. Думает, что мне это интересно.

– А не подскажете, когда его можно застать дома?

– С утра. Раньше десяти он с постели не поднимается и раньше часу ночи домой не приходит. Все по барам да по тем местам, где бабу можно снять. Я таких мест и не знаю. Только Мишка стрелять в Серебрякова не стал бы. Вот если бы в Валерку Иванова, тогда Михаил первый кандидат.

– Они конфликтовали?

– Да, – коротко сказал Глебов.

– На Валерия Иванова пока не покушались, – почти с сожалением вздохнул Алексей. Личность управляющего не вызывала у него симпатии. – А кто из ваших бывших коллег мог бы стрелять в Серебрякова?

– Народ, знаете ли, измельчал, – усмехнулся Глебов. – А у мелких людей и месть такая же. Мелкая. Колесо у машины проколоть, слово похабное нацарапать или зеркало отвернуть. Можно еще отравить любимую собаку соседа, тараканов поморить, чтобы к нему переползли. Но чтоб убить…

– А если это человек с больной психикой? – терпеливо дожимал его Алексей.

– У людей с больной психикой сейчас формируется депрессия, а не агрессия. Проще забиться в свою конуру и обидеться на весь мир, чем попытаться его исправить.

– Да вы философ!

– Я просто человек, – скромно сказал Глебов.

Спорить с ним насчет сильных чувств и измельчания народа Алексей не стал. Он-то повидал куда больше Глебова!

Хозяин стоял на пороге, а Алексей звонил в соседнюю квартиру. Нужен свидетель. А вот и он. Огромный мужик в грязной майке и тренировочных штанах с лампасами. Генерал! Главнокомандующий пивного фронта, судя по огромному животу.

– Василий?

– Он самый.

– Я из милиции. Насчет вашего соседа.

Глебов поспешно прикрыл дверь в квартиру, чтобы не показать своей заинтересованности.

– Борьки? Смеетесь, что ли? Да он мухи не обидит!

– Мухи не обидел, – согласился Алексей. – Все мухи целы. Я насчет слонов. Мне хотелось бы, чтобы вы подтвердили тот факт, что двадцать девятого августа около девяти часов вечера отдали Борису Аркадьевичу магнитофон в починку. Что в это время, именно двадцать девятого августа, он был дома.

– Магнитофон? Какой магнитофон? А, да, заносил… В понедельник. И в девять! Точно! Я только с работы пришел! «Новости» начались. Я «Новости» всегда смотрю.

– Вы точно помните, что это было двадцать девятого августа?

– А то! У жены тридцатого день рождения, я, как положено, зову гостей. В субботу, это само собой, теща приезжает. А ежели на будни падает, так мы с друзьями… Пивка, кстати, не хотите?

– Я не пью.

– Бывает, – покачал головой пивной генерал. – Короче, я с выходных начал готовиться, чтоб жене, значит, приятное сделать, а агрегат не фурычит. Я к соседу, а он говорит, занят, завтра, мол, зайди. В понедельник, значит. Ну я и зашел. Магнитофон мне Борька в момент наладил. Голова! При мне и наладил.

– А сколько он возился с магнитофоном?

– Ну, часа два. Потом обмыли.

– Глебов что, пьет?

– Ни-ни! Посидел за компанию.

– Спасибо, Василий, вы оказали неоценимую помощь следствию.

– Че-то я не понял…

«И не надо».

Когда он пришел, наконец, домой, мама с удовлетворением сказала:

– Нагулялся! – Он вспомнил, что ночевал у Ляли, откуда позорно сбежал поутру, а вчера вернулся поздно и моментально заснул. Мама еще ничего не знает, потому и говорит:

– Мой руки и садись ужинать.

– Надеюсь, это не макароны?

– Гречка.

– Как? Неужели ты решилась? – ужаснулся он. Впрочем, ужаснулся притворно.

– Лешка! – пригрозила родительница. – Все шутишь! Уши оборву!

За ужином она загадочно спросила:

– И когда же свадьба?

– Свадьбы не будет, – сказал он.

Во рту была гречка, и мама не расслышала, переспросила:

– Когда?

– Мама, я расстался с Лялей, – сказал он, протолкнув в горло липкий ком.

– Леша! Что ты говоришь! – Она без сил опустилась на стул. – Как? Почему?

– Потому что я встретил другую женщину.

– Где встретил? Когда?

– Первого сентября. У лифта.

– И ты решил жениться на ней?!

– Это возможно только в моих мечтах.

– Леша! – всплеснула руками родительница. – Ты что, опять начал пить?! У тебя галлюцинации!

– Мама, – обиделся он, – я слово свое держу. С позорным прошлым покончено раз и навсегда. Добавка есть?

Она не разговаривала с ним весь вечер. До самой ночи. Он мирно уснул под «Титаник». Кассета вновь домоталась до конца.

Проснувшись, Алексей сладко потянулся, привычно глянул на таймер видеомагнитофона. Итак, он в третий раз не посмотрел фильм. Или посмотрел? Настроение было прекрасное, несмотря на то что в квартире царила гробовая тишина. Хоронили его свадьбу с Лялей, которой быть не суждено. Мама по привычке вставала рано, чтобы проводить оболтуса на работу. Сегодня встала, чтобы выказать молчаливо презрение. Леонидов не стал рассказывать ей о том, какая Ляля стерва и как плохо было бы, если бы они поженились. Он сделал гимнастику, принял холодный душ и пошел варить себе кофе. Оказалось, кофе ему сварили. Молчаливо презирая сына, мама исполняла обязанности хозяйки дома.

– Спасибо, – сказал он, поднявшись из-за стола и потянулся, чтобы чмокнуть ее в щеку.

– Лешка, Лешка… – покачала головой родительница. – Что с тобой будет дальше?

– Я так понимаю, это конец бойкота? Подпишем мирный договор?

По ту сторону баррикад тут же капитулировали. Мать есть мать. Или после его ухода она кинется звонить Ляле? А сейчас телефоном завладеет он. Не рановато ли для звонков? Самое время! Упусти момент – и они исчезнут, свидетели. Расползутся как тараканы. По делам. Сегодня суббота, только дурак Леонидов работает в поте лица, хотя солнце еще не взошло. Как себя жалко! Ну просто сил нет! С другой стороны, нужен повод, чтобы исчезнуть из дома. На лице у родительницы все написано, она жаждет объяснений.