разбитыми в пыльных кюветах?.. А Винники?.. Судьба семей, страх за их жизнь беспокоила всех командиров и политработников, и, конечно, не меньше других Мазаева.

— Ты понимаешь, не могу себе простить, что тогда, в Садовой Вишне, не подошел к Зине и сыновьям, — горячо заговорил он. — Может, последний раз видел их…

Маташ Хамзатханович и Зинаида Абдулаевна Мазаевы с сыном Русланом (г. Староконстантинов, 1938 г.).

Подошли санитары, приподняли носилки, на которых лежал Маташ Хамзатханович. Мы попрощались с ним и, как оказалось, навсегда…

— Вряд ли прорвутся, — не скрывая тревоги, сказал начальник дивизионной разведки старший лейтенант Тарасенко, когда я подошел к группе штабных офицеров.

— Типун тебе, Василь, на язык! — недовольно глянул на Тарасенко капитан Крикун. — В случае чего он сам станет командовать. А он-то, сам знаешь, найдет выход из любого положения.

— Найти-то найдет. Да бывают такие положения…

Тарасенко не договорил. Вокруг собралось уже много народу, и он не стал говорить о том, что вокруг остатков дивизии вот-вот сомкнется кольцо окружения…

Никак не могу забыть первых дней войны… Полыхающие в предрассветном сумраке костры на аэродроме, визг падающих бомб, сотрясающие землю взрывы, оседающие на глазах стены домов, едкий дым пожарищ, белесая пыль, поднятая танковыми гусеницами и колесами автомашин. Порой мне кажется, что эти кошмарные картины навсегда вошли не только в мою память, но и в мою кровь.

Вновь и вновь переживая все это, я думаю о судьбах кадровых командиров и политработников, с которыми мне довелось служить до войны, идти в бой. Многие из них, как и Маташ Мазаев, влились в ряды Советской Армии по партийным и комсомольским путевкам. Оставив учебу в вузах и техникумах, работу в партийных и комсомольских комитетах, они стали курсантами военных школ. Их сверстники, закончив вузы и техникумы, становились тружениками и руководителями цехов и заводов, строек и машинно-тракторных станций, а они, добровольно избрав себе пожизненную профессию защитников Родины, годами командовали взводами, ротами, батальонами. Учились и переучивались сами, готовили из вчерашних пахарей, извозчиков, землекопов, плотников — нередко малограмотных и даже совсем неграмотных ребят — танкистов, артиллеристов, радистов, разведчиков.

Переезжали из гарнизона в гарнизон, обживали дикие места на Дальнем Востоке, в тундре Заполярья, в недоступных горах Закавказья и горячих песках Средней Азии. Не многие из них селились в «днэсах»[5], больше ютились с семьями в сырых землянках, в так называемых углах, снятых у местных жителей. И ни один из них не роптал на трудности и лишения, все были собранны, бодры, жизнерадостны. И вовсе не потому, что не чувствовали боли или были неприхотливыми, а потому, что твердо знали: нет более важного дела на земле, чем защита первого и единственного в мире социалистического государства, своей любимой Родины.

Они-то, кадровые командиры и политработники, мобилизованные в двадцатые и тридцатые годы партией и комсомолом, приняли на себя непомерно тяжелую ношу первых дней войны, повели в бой свои роты и батальоны. У них тогда не хватало людей (маршевые роты еще только-только формировались в тылу), боеприпасов — нечем было привезти. А драться им пришлось с заранее вымуштрованными, вооруженными всей покоренной Европой, имеющими немалый опыт грабительских войн гитлеровскими дивизиями, корпусами, армиями и группами армий, внезапно обрушившими огромную и, как считали зарубежные специалисты, неодолимую мощь.

Руслан и Анвар Мазаевы во время поездки по местам боев за Сталинград.

Занимая рубежи у самой границы, наши командиры и политработники, как правило, сражались до последней возможности, первыми поднимались в контратаки, вступали в рукопашные схватки с врагом, а нередко, обвязав себя гранатами, бросались под немецкие танки…

Многие и многие кадровые командиры и политработники так и остались навсегда там, на первых рубежах войны, погибли под бомбами, снарядами и пулями…

Вспоминаю полковника И. В. Васильева, полкового комиссара М. М. Немцева, подполковника Н. Д. Болховитина, старшего политрука И. К. Гурова, капитана И. В. Стаднюка, политрука Н. В. Радионова и многих-многих других, погибших в первые дни войны.

Не стирает горечь утраты и то, что Васильев, Немцев, Болховитин и Гуров не остались в безвестности. Танковые бои под Бродами и Дубно, в которых проявился, хоть и не в полную меру, их командирский талант, вошли в историю, изучаются в военных академиях. О них, первых героях нашей дивизии, ярко и доходчиво рассказано в книгах Героев Советского Союза генерал-лейтенанта Н. К. Попеля и Г. И. Пенежко.

Быть может, кто-нибудь, читая книгу «В тяжкую пору», и не остановил свое внимание на том, что сказал генерал-лейтенант Н. К. Попель о полковнике Васильеве: «Один из самых умных командиров, с какими мне довелось встречаться за долгие годы армейской службы». А кто и обратил внимание на эти слова, мог подумать: видимо, что-то преувеличил генерал. Нет, уверяю вас, читатель, нисколько не преувеличил. Полковник Васильев был из той славной когорты советских командиров, из которой вышли известные полководцы, командовавшие впоследствии армиями и фронтами.

Многие же из тех командиров и политработников, что погибли на первых рубежах войны, остаются в неизвестности. Родные и близкие до сих пор ничего не знают о последних, может быть, самых главных минутах их жизни.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Санитарная машина, в которой везли капитана Мазаева и других раненых, бежала перекатами, будто совершая гигантские скачки от одного рубежа к другому. Маташ сразу почувствовал, что за рулем опытный шофер, видимо, не раз попадавший в эти дни под бомбежки и обстрелы. И шофер знал, что везет комбата, прославившегося в первых же боях, и потому держался увереннее. «В случае чего можно будет посоветоваться с опытным человеком», — решил он.

Стремительный рывок по открытому полю — и короткая остановка в густой роще, еще рывок — новая остановка. Приоткрывается дверца салона, заглядывает водитель:

— Прислушивайтесь, товарищ капитан, — попросил он. — Впереди — стреляют, позади — справа и слева — то же самое. Куда же ехать?

Капитан приподнимается на носилках, прислушивается к стрельбе.

— Держи путь на юго-запад, — советует Мазаев. — Вон до того леска. Там осмотримся.

Так они проехали километров двадцать. Потом догнали какую-то колонну и с ней добрались до станции, где в тупике стоял санитарный поезд. Только закончилась бомбежка. Горели вокруг дома. Дымом затянуло все вокруг. К счастью, санитарный эшелон не пострадал, раненых, приехавших с Мазаевым, погрузили последними. Эшелон уходил на восток.

Получилось так, что капитан Мазаев не видел газету «Правда» от 1 июля 1941 года, где была напечатана корреспонденция «Героические подвиги танкистов».

Корреспонденция об одной из первых битв батальона М. Х. Мазаева с гитлеровскими захватчиками.