— Спокойно! — сказал Горыныч. — Что-нибудь придумаем.

— Что?! Что тут придумаешь? Еще одну яблоню сажать?

— Прасковья, ты паникерша. Надо думать. Логически мыслить. И понять, у кого сейчас наши яблочки.

— Вчера вечером яблоки были, — сказал Еж. — Я одну солнечную белочку на закате до дома провожал, видел.

— Значит…

— Значит, кто-то поогородничал ночью. Или поздно вечером.

— Или рано утром. И этот кто-то близко живет. Не из города же за нашими яблоками приезжали.

— Но это навряд ли ребята. Они огородничать в дачный поселок ходят, им так интереснее.

— Да что ты, Сева! Какой наивный! Хоть кто из ребят мог. Тот же Мартыш.

Юми во время разговора вела себя странно. Сначала убежала куда-то, вернулась, стала скулить, то садилась, то вскакивала, будто слова просила, а перебивать не хотела, потом стала кусать Асю за штанину, тянуть за собой и сердито тявкать. Ася уже несколько раз ей сказала:

— Отстань, Юми, видишь, не до тебя…

Тогда Юми подползла к Севе и стала носом толкать его к выходу.

— Да что с тобой? — удивилась Ася, вздохнула и пошла за ней. Гномы полетели следом.

Юми вела их к бывшей столовой старого лагеря.

— Михалыч! — разом догадались Еж и Ася.

Конечно, это он! Как Ася сразу не поняла! Во-первых, живет в двух шагах, во-вторых, жадный, а в-третьих, зол на них за то, что они у него ведра да грабли таскали. Думает, если его лопатами вскопано, то здесь все его?!

— А если он их уже съел? Сорвал вчера и компот сварил?

— Смотрите! — крикнул Еж.

Окна бывшей столовой, где жил теперь Михалыч, были открыты, и на одном из них в мятой алюминиевой чашке лежали янтарные яблоки. Даже издалека было видно, что из их сада, волшебные, Колькины!

— Ворюга! — возмутилась Ася, и не успели гномы ее остановить, как она затарабанила в дверь. — Откройте! Эй, вы! Быстро открывайте!

Ася вспомнила, как заблудилась ночью в лесу, когда первый раз шла к Грозовому Человеку, как страшно ей было и как от молний трещала под ногами земля. А потом еще гадюку вспомнила и как чуть не погибла под землей в Купальскую ночь, и так ударила в дверь, что та ответила ей хрустом треснувшей фанеры.

— Эт-та че такое, а?

В вытянутой майке и полинявших трико вышел на крылечко сторож Михалыч. Он с сочным хрустом ел яблоко, и брызги от каждого укуса летели вокруг, попадали Асе на лицо.

— Вы… Это не ваши яблоки! Отдавайте немедленно!

— Че-его?! — растянул в усмешке рот Михалыч. Hf сразу стало ясно: все бесполезно. Михалыч неспешно доел яблоко, бросил огрызок в траву. Ася заметила, что упал он в неглубокую ямку, и тут же проклюнулся из яблочной семечки росток. Вот это живая вода! Вот это силища!

— Иди-ка ты отсюдова. Подобру-поздорову, — сказал Михалыч ласково и захлопнул дверь.

Ася представила, как он сейчас сядет у окна, возьмет своими ручищами яблоко, проглотит его — не подавится, а потом возьмет еще одно…

— Я Василию Николаевичу все скажу! — в бессильной ярости крикнула она.

— Ася, — подлетел к ней Еж. — Летим, Горыныч там одно яблоко нашел, наверное, в траву упало, Михалыч его и не заметил…

— Одно, — горько усмехнулась Ася. — А надо — четыре!

— Ну, хотя бы одно! Вдруг получится! Отнесем Кондрату Тарасовичу, спросим…

Ася знала, что не получится. Все должно быть строго по рецепту, Кондрат Тарасович тысячу раз об этом говорил. Но все-таки встала и пошла. Она села под яблоней, готовая расплакаться. Взяла это единственное яблоко, вытерла с лица сладкие капли, которые почему-то до сих пор не высохли, и тут же вскочила.

— Куда ты?

— Значит, так… Вы будете его отвлекать. Не знаю, как. За уши щипайте, в глаза лезьте… А я доберусь до окна и заберу яблоки.

— Смотрите! — крикнул Горыныч.

Толкнув калитку лапами, в сад осторожно зашел Бой, большой, шоколадно-коричневый, почти породистый, пес Михалыча. В зубах он бережно держал яблоко. Бой подошел к Асе и положил яблоко в траву у ее ног. Следом за ним пришел Кузя, потом Буль, Ляля и Найда, Пятнашка и Шарик. Каждый нес в зубах по яблоку. Они сложили их в траву и сели рядом. Ася обняла по очереди их мохнатые, не очень чистые головы и все-таки расплакалась.

— Вот с девчонками всегда так, — проворчал Горыныч.

Юми с радостным лаем носилась вокруг.

Набив яблоками карманы, зажав Юми под мышкой, высоко в небе летела Прасковья Шустова, и, как хвост кометы, мчались за ней Сева, Горыныч и Еж. Ася волновалась: а если Михалыч сорвал яблоки еще вчера и их волшебная сила ослабла?

— Не бойся, — успокоил ее Сева, — сегодня он их сорвал, за пять минут до нашего прихода.

— Откуда ты знаешь? — удивился Еж.

— Пятнашка сказал.

— Ты с собаками умеешь разговаривать?! — Ася, Горыныч и Еж резко затормозили.

— Ну и что? — смутился Сева. — Хоть кто умеет.

Но по виду Ежа и Горыныча Ася поняла, что ничего подобного.

— И молчал! — упрекнул его Горыныч.

— Да ну… чего там… Я и с Юми моей разговариваю, и с Асиной тоже. Да хоть с кем! Если есть о чем поговорить.

Увидев волшебные яблоки, Кондрат Тарасович разволновался, а услышав утреннюю историю — еще больше. Он попросил гномий детский сад немедленно удалиться и, закрывшись с Асей и братьями-гномами в башне, сказал:

— Верю, что все получится. Столько преград! А чем больше преград, тем зелье вернее, это старое правило.

Он достал бутыль с живой водой, черную коробку с незабудками, мешок высушенного клевера, поставил на стол вазу с цветком папоротника.

— А это ничего, что мы его сорвали? — шепотом спросила Ася. — Он сможет еще вырасти?

— Сможет. Конечно, сможет. Как обычный цветок. Как хвост у ящерицы… Подсолнух!

Тут же примчался откуда-то солнечный козленок, лизнул в щеку Ежа, подмигнул Асе и сказал радостно:

— Хорошее имя мне Кондрат Тарасович придумал? Ой, он столько всего мне про Кольку рассказал всякого хорошего, что прямо не терпится познакомиться. А еще целую неделю ждать!

— Почему?

— Неделю зелье настаиваться будет, — улыбнулся Кондрат Тарасович.

— Ой, вот еще! — спохватился Горыныч, скинул с плеч алый рюкзачок, достал оттуда мятые листы смородины, мяты, рябины. — А то Прасковья, конечно, забыла.

— Конечно! — состроила ему рожицу Ася. Она на Горыныча давно не обижалась за все его насмешки.

— Ну, это уж так… Для вкуса… чтобы пить приятно было.